Степан и наваждение.
                                   (Двойной рассказ).

1. Джульетта.
Июнь 2000 года.
Жаркое, ослепительное июльское солнце добела раскалило крыши, стены и мостовые древнего Лиссабона. Но, несмотря на это, на шумной улице старого города яблоку негде было упасть. Мимо невзрачного на вид парадного входа в пенсау «Магнолия» (Прим. Pensão – дешевая гостиница. порт.) непрестанно сновала многолюдная, пестрая толпа жителей и гостей столицы. Временами кто-то выныривал из кипящего людского потока и окунался в живительную прохладу этого жалкого подобия гостиницы. А иногда какой-то отчаянный смельчак выскакивал из пыльного коридора и очертя голову бросался в кипящий водоворот потных человеческих тел.
Не знаю, когда и зачем было построено это здание, но, похоже, со времен Великого Лиссабонского землетрясения здесь не производился даже поверхностный косметический ремонт. Видавшие виды стены номеров обветшалого пенсау были потрескавшимися, обшарпанными и давным-давно утратили свой изначальный цвет. Окна и двери этого подобия отеля, казалось, вот-вот отвалятся и рассыплются от дряхлости в пыль и прах. А деревянные лестницы душераздирающе скрипели и визжали под ногами трепещущих от страха постояльцев.
И хотя здание пенсау находилось почти что в самом центре города, но снаружи оно выглядело, как чудом уцелевшее строение Хиросимы после американской ядерной бомбардировки. Архитектор давно забытой эпохи когда-то замыслил, что наружные стены его детища будут иметь приятный тепло-оранжевый оттенок. Но время и местами обвалившаяся штукатурка превратили их в подобие шкуры старой и облезшей пятнистой пантеры.
Тем не менее, седой и угрюмый Дон Жузе, являющийся и хозяином, и портье пенсау в одном лице, непомерно гордился своим, так сказать, благотворительным заведением. Листая за стойкой в минуты досуга эротические журналы, он любил мимоходом заметить, что совершает Богоугодное дело, давая надёжный приют бедным иммигрантам с Востока за столь умеренную суточную оплату. По компетентному мнению хозяина пенсау, полтора контуша с человека за 24 часа постоя являлись чисто символической оплатой за его скромные, но весьма хлопотные услуги. (Прим. В 2000-ом году это приблизительно соответствовало 7,5 американских долларов) Однако по каким-то неведомым науке причинам беженцы из бывших португальских колоний избегали селиться в номерах сердобольного и благочестивого Дона Жузе.
Такое забытое Богом место просто обязаны были облюбовать мыши, тараканы и прочие мелкие паразиты. Поразительно, но грызуны и домашние насекомые здесь почему-то совершенно отсутствовали! Словно и они брезговали этой ветхой развалюхой под гордым и вызывающим названием «Пенсау Магнолия». Хотя где-то в глубине моего сознания зародилось кошмарное подозрение, что в темных дырах и щелях здания водится нечто такое, чего панически боятся мыши, крысы и даже вездесущие клопы и тараканы.
Но их здесь с успехом заменяли сомнительные личности всевозможных мастей и окрасок, паразитирующие на бедственном положении моих несчастных земляков и соотечественников. Так называемые «трудоустроители» брались за определенную плату (по 350 долларов с украинцев и по 400 с россиян) подыскать им в кротчайшие сроки более-менее приличную и прибыльную работенку.
Вот уже вторую неделю я прозябал в этой грязной дыре, с надеждой и нетерпением ожидая решения моей нелёгкой проблемы.
- Ты кто? Инженер? - неприязно покосился на меня мой трудоустроитель Маркэл и печально вздохнул: - Значит без специальности.
Этот широкоплечий, не в меру накачанный парень обладал поразительной способностью перевоплощения, появляясь в каждый последующий день в пенсау под новым оригинальным именем. В нашей комнате он отзывался на имя Маркэл, в соседнем номере его звали Павел, этажом ниже - Ион. Хозяин же заведения обращался к нему не иначе как к сеньору Алешандеру. От такой глубокой конспирации и шпионской осмотрительности неприятно веяло ледяным ветерком с трудом забываемой Холодной войны.
Маркэл раздраженно швырнул на мою смятую кровать ручку и блокнот, исписанный какими-то корявыми иероглифами, драматично возвел руки к облупленному потолку и трагически произнес:
- Боже мой! Кого только не присылают нам эти долбаные турагентства! Сколько им можно объяснять, что нам нужны строители, строители и только строители! Ну, где же я найду тебе работу?
(Прим. Подавляющее большинство нелегальных иммигрантов с Востока въехали на территорию Европы как туристы)
Постепенно, знакомясь с обитателями пенсау, я обнаружил странную закономерность, а если быть точнее - аномалию. Кого здесь только не было?! В гостинице можно было встретить уголовников, скрывающихся от правосудия; рэкетиров, вытесненных из родных мест более удачливыми конкурентами; чиновников и работников силовых структур, неугодных новой власти; офицеров и прапорщиков, уволенных из рядов армии, учителей, не желающих жить на нищенскую зарплату; инженеров и рабочих разорённых промышленных предприятий; неудачливых торговцев и обанкротившихся бизнесменов; молодых специалистов, не сумевших найти дома работу и студентов, недоучившихся из-за нехватки денег на взятки преподавателям. А вот строители среди постояльцев пенсау практически не попадались.
Мои последние деньги неудержимо таяли и таяли, а подходящей работенки так и не находилось. К моему глубочайшему удивлению сердобольный Маркэл вернул мне из задатка 50 долларов, чтобы я мог сносно питаться и, хоть как-то, сводить концы с концами. А ведь на первый взгляд казался таким чёрствым и бесчувственным громилой! В ответ на слова моей искренней благодарности крепыш густо покраснел и смущённо буркнул:
- С худой овцы шерсти не настрижёшь. Потом вернёшь с первой зарплаты.
Я ютился в одной комнатушке с веселым и жизнерадостным Володей-каховчанином, а так же с мрачным и молчаливым Степаном из Тернополя. Общая иммигрантская судьба сблизила нас, таких разных и совсем не похожих друг на друга.

Мы неспешно вышли из пенсау и уныло поплелись вниз по оживленной и многолюдной улице. Словно стайка певчих птиц, на бойком перекрестке щебетала группка беззаботных, миловидных и развеселых девушек. Над ними грозно и сурово возвышался немного обрюзгший гигант с иссиня-черной курчавой ассирийской бородой. Как мудрый лев-вожак, он зорко и невозмутимо следил за порядком в своей шумной и суетной стае.
- Пошли за хлебом! - обливаясь потом, буркнул я и покосился на уныло бредущего рядом Степана. Но тот внезапно остолбенел и с немым восторгом вперился во что-то весьма необычное на другой стороне запруженной транспортом улицы. Было очень похоже, что мой высокорослый и дородный сосед по номеру попросту перестал меня замечать.
- Матерь Божья! Какая же она красивая! - наконец, простонал он.
Я удивленно проследил за его затуманенным взором. В сонме веселых и разбитных подруг стояла ОНА, стройная как былинка, но в тоже время с крутыми бедрами и впечатляюще-пышным бюстом.
- Как голубя среди вороней стаи,
Ее в толпе я сразу различаю, - пронеслись в моём сознании слова великого поэта. Только по иронии судьбы вороны почему-то были белыми, а голубка – абсолютно черной. Дело в том, что миловидная девушка, несомненно, была законнорожденной дочерью знойной Африки и ее предки вышли из самих глубин свободолюбивого Черного Континента.
Взоры Степана и африканки встретились, и будто незримая нить соединила их необычайно ранимые и чувственные сердца.
В этот момент к нам подбежал Федор из соседнего номера пенсау и неистово заорал над самым моим ухом:
- Хлопцы! Я тут нашел ложу, где отличную колбасу дают! Ну, точно, как наша докторская! (Прим. Loja – магазин, порт.)
- Это в Советском Союзе колбасу давали, а здесь её сбывают. Да еще и местную валюту за неё почему-то требуют! - с сарказмом ответил я, звеня мелкими монетами в моём кармане.
- Так всего же 600 эскудо за кило, - как бы оправдываясь, проворчал Федор. - Считай, что задаром. Как хотите, а я побежал.
Информация о дешевой колбасе не на шутку озадачила меня и основательно взволновала мое трепетное сердце. Я обернулся к Степану, но он словно растворился в спёртом воздухе и материализовался на противоположной стороне широкой улицы. Рискуя угодить под колеса, я зигзагами пересек густой поток автомобилей и резко дернул Степана за рукав рубахи. Но он, безусловно, меня не видел и не слышал.
- Я - Степан! - тыкал он себя в грудь. - А ты?
И палец с грязным ногтем уперся в розовую блузку чернокожей девушки.
- Sou Julia, - застенчиво улыбнулась экзотическая красавица.
Это напомнило мне сцену встречи Колумба с аборигенами Нового Света. И, пока дело не дошло до меновой торговли, я, что было мочи, гаркнул Степану прямо в оттопыренное ухо:
- Там колбасу дешевую дают! Бежим, а не то останемся голодными!
Но мой впечатлительный товарищ даже не шелохнулся. Ничто материальное и прозаическое, тем более какая-то залежалая колбаса, в данный момент его совершенно не интересовало.
- Любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда, - вспомнил я древний афоризм и вприпрыжку бросился за скрывшимся за углом Федей.

Степан вернулся в пенсау только к позднему вечеру. Нижняя губа его была разбита, а под глазом отчетливо проступал огромный синяк. Да и сам он выглядел так, будто его метров двадцать протащили по шершавому асфальту, да ещё при этом непрерывно встряхивая и переворачивая. Его гордость и величайшая драгоценность - фотоаппарат «Зенит», которым он щелкал на каждом углу столицы, а также наручные «Командирские» часы бесследно и, похоже, безвозвратно исчезли.
- Боже Праведный! Что с тобой стряслось?! Где ты был?! - ужаснулся потрясенный Володя. - Неужели местная Мафия?!
- Да что ты! - всхлипывая от обиды и досады, промямлил Степан. - Я был у Юлии дома, в её комнате.
И неожиданно на помятом лице гиганта само собой возникло выражение неописуемого счастья и блаженства. Чудные воспоминания затмили и изгнали чувство боли и унижения из его израненного сердца. Расплывшиеся в улыбке распухшие губы ласково пролепетали:
- Я никогда в жизни не испытывал ничего подобного. Теперь я знаю, что такое Рай.
- А когда Рай закончился? - бесцеремонно вернул Степана на грешную землю Володя.
- Тогда Юля начала что-то говорить. Но вы же знаете, что я по ихнему ни бум-бум, - тяжело вздохнула жертва неудачного стечения обстоятельств. - А она говорила все громче и громче. Наверно думала, что я плохо слышу. А тут, вдруг, вернулся её старший брат. Да так разорался, застав нас вместе! Ну, я попытался объяснить ему, что мы любим друг друга, что у меня самые что ни на есть серьезные намерения, что я даже готов жениться на Юлии. А он мне своим кулачищем прямо в глазик! Вывернул карманы, снял часы и...
Глаза бедолаги заблестели и наполнились хрустальной влагой.
- ... и отобрал мой «Зенит»! - чуть не рыдая, закончил он.
Надо заметить, что Степан был неважным собеседником и явно польстил славному городу Тернополю, назвавшись его уроженцем. Скорее всего, его Родиной было достаточно отдаленное от города глухое село. И только, благодаря неустанной заботе папиного ремня и подвигу старенькой сельской учительницы, он все-таки умудрился овладеть основами родного языка. Зато изъяны воспитания и образования ему с успехом заменяли огромный рост и бугристые мышцы, которым позавидовал бы и сам Арнольд Шварцнегер.
А вот фотодело Степан знал и любил, и мог часами восторженно говорить о фокусах, ракурсах, выдержках и экспозициях. Поэтому потеря «Зенита» была для него тяжким ударом и невосполнимой утратой.
- Но ты хоть что-то запомнил из того, что кричал бородатый? - не унимался Володя.
- Чаще всего он повторял слово «дынейру», - расстроено буркнул Степан.
Мне показалось, что Володю-каховчанина сейчас хватит удар. Он, как подкошенный, свалился на пол и начал кататься, истерически хохоча, хватаясь руками за живот и суча ногами по пыльному выцветшему ковру. Приступы дикого смеха сменялись какими-то нечленораздельными звуками, шипением и бульканьем, так что я стал серьезно опасаться за его психическое и физическое состояние. Если б Степан не был так занят своей собственной трагической судьбой, то он, может быть, и обратил бы внимание на судороги и конвульсии своего соседа. Но личное несчастье всецело завладело его душой, и что ему было до того, что кто-то корчится в эпилептическом припадке у его пыльных и потных ног.
Степан, очевидно, был в плену того мифа, усердно раздуваемого турагентствами, что стоит вам только ступить на португальскую землю и пообщаться с аборигенами, как через месяц-другой вы с легкостью заговорите на кристально-чистом языке Камоэнса, легендарного творца и создателя эпических «Лузиад». Поэтому Степан считал излишним учить португальский язык и даже не купил дешевого разговорника, всецело полагаясь на скудные знания своих случайных товарищей.
- Динейру - это деньги! Это то, ради чего ты сюда приехал! - наконец, выдавил из себя между приступами хохота Володя.
- Ты что это хочешь сказать?! - вдруг грозно и воинственно нахмурился возмущенный Степан.
- Он хочет сказать, что прекрасная Джулия - обладательница древнейшей в мире профессии, а ее «старший брат» обычно значится в полицейских протоколах как сутенер и сводник, - мягко пояснил я.
Глаза Степана сузились, и в них появился странный нездоровый блеск. Его огромные кулаки сжались, могучие мышцы напряглись. И я начал серьезно опасаться, что сейчас буду расписан под Хохлому за оскорбление чести и достоинства прекрасной и непорочной дамы. Моя рука судорожно нащупала спинку стула, чтоб было чем, в случае чего, остудить пыл влюблённого и страстного Ромео. Но блеск в очах Степана постепенно угас и руки его, словно плети, безвольно обвисли. Ошеломленный великан с огромным трудом совершил несколько глотательных движений и хриплым голосом простонал:
- Пречистая Богородица! И что же теперь скажет Катя?
Так случилось, что жена Степана два года назад уехала на заработки в Италию и растворилась на необъятных просторах старушки Европы, прислав лишь короткую весточку:
«Не жди. Я вышла замуж. Живи, как знаешь».
А вскоре Степан встретил Катю, которую постигла аналогичная участь. Ее муж отбыл на заработки в Польшу и нежданно пропал без вести. Родственные души сошлись, но денег на жизнь катастрофически не хватало. И вот Степан отправился пробивать окно в Европу, а Катя осталась присматривать за двумя дочерьми Степана и своим малолетним сыном от первого брака.
- Не кручинься, молодец! - произнес кое-как пришедший в себя Владимир. - Многие мои друзья даже не считают изменой такие увлекательные приключения, особенно, если была использована защитная «кольчуга».
Лицо Степана вытянулось:
- Какая такая кольчуга?
- А было ли при вашей страстной встречи использовано маленькое, но очень полезное резиновое изделие? - вкрадчиво поинтересовался я. - При надувании, оно разительно напоминает воздушный детский шарик. Хотя основное его назначение как раз для того, чтобы детей не было.
Лицо Степана вытянулось еще больше и стало похоже на среднеазиацкую дыню, поставленную на торец.
- Да-а-а-а... Тогда синяк под глазом и разбитая губа могут показаться тебе легким огорчением сорванца, поставленного в угол за озорство и шалость. Если конечно, сравнить с тем, что может обнаружиться в ближайшем светлом будущем, - глубокомысленно заметил я. - Перед тобой открывается широкая перспектива приобрести что-то весьма экзотическое, начиная от модного в артистических кругах СПИДа, кончая банальной гонореей, называемой в простонародии триппером.
- Не сгущай краски! - вмешался уже совсем оправившийся от потрясения Володя. - У него все-таки есть очень даже неплохие шансы выжить. Примерно 50 на 50.

Каким-то образом весть о приключениях Степана молниеносно разнеслась по переполненному пенсау, и обитатели соседних комнат с невероятной быстротою наполнили нашу тихую спальню. Возникло нечто вроде стихийного симпозиума на тему «Спонтанная страсть и её печальные последствия». Причём оппоненты спорили до хрипоты, до конца отстаивая свою точку зрения.
- Такие страстные порывы надо тушить вручную, собственными руками, - гремел бас Федора, бывшего пожарника из Ровно.
И он наглядно показал, как это, по его личному мнению, нужно делать.
- И тогда всякие глупые мысли никогда не будут лезть в вашу пустую безмозглую голову. Излишнюю озабоченность как рукой снимет. За это могу поручиться собственной головой. Даю правую руку на отсечение! - заверил Федя, дружески похлопывая Степана по плечу.
Несомненно, бывший борец с огненной стихией имел громадный опыт в этом нелегком и ответственном деле.
- Не тушить, а душить! И душить в зародыше! - резким голосом, похожим на скрип не смазанной телеги, возражал ему Иван Сергеевич, бывший работник государственной безопасности, уволенный за злоупотребление служебным положением и алкоголем.
Неожиданно он плутовски ухмыльнулся, хитро по-ленински прищурился и весомо высказался:
- Вспомните бессмертные строки Александра Сергеевича Пушкина: «Души прекрасные порывы!»
- Но ведь другой великий поэт говорил, что «если чувствам ходу не давать, они мельчают от переполненья», - пытался защитить Степана учитель словесности из Омска Петр Игоревич.
- Ой-ой! Только не надо цитировать Вильяма! – перекосилось лицо Ивана Сергеевича, будто он хлебнул глоток неразведённого уксуса. – Гений, который написал «Отелло», был бы вполне со мной солидарен!
- Нет, нет! Вы совершенно неправы! – вступился за Петра Игоревича Саид - студент-недоучка из Душанбе, выдворенный из университета за аморальное поведение. - Всем истинным влюблённым присущи страстные душевные порывы и ради возлюбленной своей они готовы на безумные поступки. Один великий восточный поэт как-то сказал.
И юноша нараспев с вдохновением продекламировал стихи на неизвестном мне языке.
- Чего, чего?!! - с удивлением уставились все присутствующие на жизнерадостного низкорослого таджика.
- На русский язык это можно перевести приблизительно так:
«Ради родинки смуглой твоей, одного благосклонного взгляда,
Я отдам Самарканд с Бухарой и в придачу богатства Багдада», - растолковал почтенной публике свои вирши вечно улыбающийся Саид.
- Ха-ха-ха! - снова истерически захохотал Володя и, с трудом успокоившись, беззаботно подметил: - По сравнению с твоим расточительным восточным шейхом, наш Степан просто скряга! За час любовных утех он отдал всего лишь старенький «Зенит» и какие-то паршивые ручные часы!
- А телесные повреждения?! А изорванная одежда?! А моральные страдания?! - возмутился Иван Сергеевич. - На Западе, при знании местных законов, за всё это можно привлечь хулигана к ответственности и получить солидную денежную компенсацию!
- Опомнитесь, дядя Ваня! - иронично скривил губы Володя. - Мы - нелегальные иммигранты! И находимся на территории Португалии незаконно!
- Ничего! Пусть это будет ему горьким уроком! На ошибках учатся! - оптимистично заверил Фёдор.
- А после ошибок лечатся! - ехидно захихикал Володя.
- Не тело бренное нужно лечить, а душу бессмертную, - подал свой веский голос монаха-расстриги Викентий, отлученный от церкви за богохульство и вольнодумство. – Прелюбодеяние – одна из восьми греховных страстей, которая отдаляет нашу душу от Бога. Преклони колени, сын мой, перед Творцом нашим! Молитвами святыми и слезами раскаяния очисти себя от скверны греховной!
- Да бросьте Вы Ваш «опиум для народа», батюшка! – цинично забрюзжал Салех Баятов, оставшийся не удел преподаватель научного коммунизма, которого изгнали из Баку за нелояльность к новой власти. – Жизнь человеку дается только одна! А этому парню будет хоть что-то вспомнить перед тем, как он сгинет, сгниет и распадется на атомы.
- Всякому рабу Божьему в конце жизненного пути воздастся по заслугам, - мягко улыбнулся бывший священник. – Душа после смерти попадает именно туда, куда она заслуживает сообразно воззрениям и Вере оного человека. А где же окажется душа атеиста? Если поразмыслить, она попадет в «Никуда» и будет пребывать там вечно! А Вам не кажется, милейший, что это «Никуда» и есть самый глубинный и ужасающий круг Ада?
Постепенно страсти улеглись, и искатели лучшей доли разбрелись по своим душным комнатам. Лишь Степан так и остался неподвижно сидеть на ветхом стуле с выражением лица городничего из финальной сцены «Ревизора».
Утром судьба увлекла меня в далекий город Фамаликау, и я уехал поднимать строительную индустрию Португалии до высшего мирового уровня.

Три года спустя, возвращаясь из отпуска, я случайно оказался на том же самом перекрестке улиц старого Лиссабона. Джульетта все так же стояла в кругу своих легкомысленных подруг под бдительным надзором сурового «ассирийца». Только гигант ещё более обрюзг, а его благородный нос был каким-то странным образом уродливо деформирован. По-видимому, перебитая в драке переносица срослась неправильно и обезобразила лицо верзилы, сделав его внешний вид ещё более грозным и устрашающим. Я бы даже сказал зверским. Да и формы Джулии расплылись и округлились, а взор стал циничным, оценивающим и вызывающим. Наши взгляды встретились, и она подарила мне дерзкую и многообещающую улыбку. Я увидел ее мелкие, утратившие белизну и тронутые кариесом зубы.
«Ведь женщины как розы. День настанет,
Цветок распустится и вмиг увянет», - вспомнил я гениальные слова Шекспира, развернулся и решительно зашагал прочь.

                                2. Степан и Альфонс.
Со Степаном Тягнибедой мне «посчастливилось» случайно встретиться через полтора года в славном приморском городе Порто. Это произошло в крупном гипермаркете на шумной рождественской распродаже.
Гигант не сразу признал меня, но затем искренне обрадовался нежданной встречей со старым знакомым. Он предложил мне прогуляться по древнему Порто, уверяя, что знает этот город, как свои пять пальцев. Я милостиво согласился - и жестоко об этом пожалел.
Мой самозваный гид воистину оказался человеком-приключением, умеющим навлекать на свою белобрысую голову всевозможные беды и неприятности. Мы раз за разом попадали в нелепые ситуации и только каким-то чудом выходили целыми и невредимыми из ряда, казалось, безвыходных положений.
(Прим. Эти события описаны в рассказах «Степан и нищий», «Степан и меценат» и «Степан и Муза», которые можно найти в интернете).
К вечеру над Порто сгустился липкий туман и мы, как мне показалось, заплутали в узких улочках и переулках старого города. Но мой поводырь оставался хладнокровным и невозмутимым, обещая вывести нас прямо к такому желанному мне автовокзалу.
Мы двигались резвым шагом вперед, пытаясь наверстать упущенное в передрягах время. Вскоре слева в иллюзорной туманной мгле стал вырисовываться силуэт средневекового кафедрального собора. За ним тянулась высокая каменная стена из грубых гранитных блоков. Улица круто поднималась вверх, стена понижалась и, пройдя метров сто, мы увидели за оградой расплывчатые очертания крестов, часовен, склепов и усыпальниц. Жуткие, приглушенные, леденящие душу звуки доносились из-за мрачной замшелой стены. Я мог бы поклясться, что за каменной оградой предостерегающе и зловеще ухает хищная ночная сова. Степан пугливо скукожился и плотно прижался ко мне.
- А знаешь, Василий. Панически боюсь кладбища, особенно безлунной ночью, - робко прошептал он.
- Теперь пора ночного колдовства.
Скрипят гроба и дышит ад заразой.
Сейчас я мог бы пить живую кровь,
И на дела способен, от которых
Отпряну днем, - трагическим надрывным голосом произнес я.
Степан боязливо попятился от меня, очевидно опасаясь помутнения моего разума. Затем, неожиданно подбоченясь, он пододвинулся ко мне вплотную и густым, зычным, раскатистым басом, усиленным ночным эхом, прогремел:
- Я сам неукротим сейчас и страшен,
Как эта ночь. Нас лучше не дразнить,
Как море в бурю и голодных тигров.
От затемненных ворот кладбища отделились две серые, неясные тени и очертя голову во все лопатки бросились вниз по улице, повизгивая и завывая от неописуемого ужаса.
- Степан! Ты хоть знаешь, чьи слова ты сейчас произнес? - ошеломленно воскликнул я. Я был просто потрясен, услышав монолог Ромео из уст гиганта.
- Конечно, знаю! - с издёвкой подтвердил мою смутную догадку Степан. - Наш старпом с похмелья (особенно проигравшись в карты), заступая на ночную вахту, пинком ноги открывал дверь в боевую рубку и со зверским выражением лица произносил эти слова. Это значило, что он не в духе и к нему лучше не подходить.
- Какой такой старпом? - опешил я.
- Да, в своё время, двенадцать лет назад, отдавая гражданский долг ещё нашей Советской Родине (Прим. Действие происходит в декабре 2001 года.), служил я на авианесущем крейсере оператором РЛС. Наш старпом был большой оригинал! За словом в карман не полезет и палец в рот ему не клади. - объяснил Степан. - Кстати, не хотелось бы говорить о плагиате, но, похоже, твой Шекспир здорово ему подражает. А он случайно не служил на «Адмирале Горшкове»?
- Клянусь здоровьем моей любимой бабушки, что нет! - заверил я гиганта.
- И все-таки мне кажется, что их пути где-то пересекались, - засомневался он.
- Быть может в школе? - неуверенно предположил я.
- А может в одном детсаде на соседних горшках сидели, - гулким басом высказал свою гипотезу Степан.
- А ты не мог бы говорить немного потише! - укоризненно порекомендовал я гиганту. - От твоего замогильного вопля мертвецы и те в ужасе повыскакивали из склепов! И, похоже, в панике разбежались кто куда, покинув навсегда свои последние пристанища! Только что сам лично видел!
- Нет-нет! - успокоил меня мой друг. - Это были вовсе не мертвецы, а парочка каких-то ненормальных влюбленных. Я их ещё заметил, когда мы проходили мимо ворот кладбища. И надумали же целоваться в таком странном месте! Я их абсолютно не хотел пугать. Просто они оказались в неподходящее время в неподходящем месте. Боюсь, как бы у них после такого приключения не возникло какое-нибудь тяжкое психическое расстройство.
- Какое, к примеру? - скептически поинтересовался я.
- Какое, какое?! - передразнил меня Степан. - Ну, энурез, хотя бы. Или устойчивое непроизвольное заикание.
Похоже, отечественная психиатрия понесла невосполнимую потерю, не сумев в своё время заполучить Степана в свои ряды.
Гигант как-то погрустнел и приуныл из-за того, что стал роковой причиной такого сильного эмоционального потрясения у ни в чём не повинных влюблённых. И мне почему-то захотелось хоть немного приободрить его добрыми словами.
- Не переживай, Стёпа! Быть может, своим могучим гласом ты возвестил сегодня о рождении новой, крепкой и дружной семьи. Совместно пережитые потрясения и перенесённый шок, могут сплотить юные сердца и соединить ранимые души. И они пойдут дальше по жизни вместе, мужественно преодолевая бытовые трудности, невзгоды и лишения, - патетически выразился я.
- Ну, ты и загнул! - открыл от удивления рот Степан.
- Отнюдь! - категорически отверг я сомнения друга. - И лет этак через двадцать - тридцать старый почтенный отец семейства, страдающий ожирением и отдышкой, откроет своим потомкам страшную тайну. Сидя в уютном мягком кресле у камина, окруженный тройкой-пятеркой серьезных и рассудительных детей и стайкой очаровательных юрких внуков, он поведает им волнующую историю. Историю о том, как у врат городского кладбища на юную невинную девушку напали омерзительные, кровожадные исчадья ада с коварной целью погубить её кристально-чистую душу и обесчестить её восхитительно-прекрасное тело. И тут он, молодой и бесстрашный, полный мужества и отваги, вступил в неравный, смертельный бой с дышащими смрадом силами тьмы. После отчаянной и кровавой схватки, которая, казалось, длилась вечность, дюжина хищных тварей, порождений огнедышащей бездны, была низвергнута в зловонную преисподнюю. Солидная пожилая дама, сидящая на диване, снимет очки, отодвинет в сторону прерванное вязание и укоризненно скажет:
- Не нужно только преувеличивать, дорогой. Огнедышащих тварей было не более десяти.
Дети и внуки, раскрыв рты и затаив дыхание, с изумлением будут внимать истории старого героя и постепенно проникнутся неимоверной гордостью и счастьем, что являются отпрысками такого доблестного и славного предка. Легенда будет передаваться из поколения в поколение, обрастая всё новыми и новыми красочными описаниями и подробностями.
Степан, как завороженный, слушал меня, пораженный открывшейся перед ним перспективой.
- Да, да! - наконец пылко взревел детина, излучая восторженный блеск из расширившихся от возбуждения глаз. - Похоже, сегодняшний день мы с тобой прожили не зря! У меня так и чешутся руки совершить еще что-нибудь достойное и полезное!
И гигант как горный орел завертел буйной головушкой, зорко выискивая объект для свершения новых добрых и славных деяний.
- Нет-нет!!! - в паническом ужасе замахал я руками. - На сегодня достаточно!!! Ты и так совершил за этот день столько добрых дел, что другому человеку, при рачительном расходовании, на целый год хватит!
- Ну, ладно, - нехотя согласился Степан и, вдруг, слегка повеселел. - А давай-ка, Василий, я тебя запечатлею на фоне кладбищенской стены и крестов! Мне кажется, должен получиться отличный снимок!
Он уверенным движением вытащил из своей плечевой сумки допотопный фотоаппарат с огромным объективом, ловко пристроил к нему старенькую фотовспышку и быстрым профессиональным взглядом оценил съемочную площадку.
- Так! Туман рассеивается прямо на глазах. Освещение от уличных фонарей сносное. Встань вот сюда и сделай умное лицо. Я же сказал, умное! - властно приказал самозваный режиссер.
Затем вращательным движением ладони он взъерошил мои волосы на голове, ловко поставив их дыбом.
- Замечательно! - самодовольно расценил результаты подготовительной работы фотохудожник. - Но вот лицо...
И мастер портрета задумался, потирая пальцами свой массивный подбородок.
- Чем тебе не нравится моё лицо?! - с возмущением запротестовал я. - Лицо как лицо! Мои друзья, знакомые и родственники никогда на него не жаловались! Наоборот, находили его вполне милым и фотогеничным!
И тут я заметил, что лицо Степана неожиданно перекосила гримаса неподдельного, леденящего ужаса. Его остекленевшие немигающие глаза уставились на что-то отдаленное поверх моей головы.
- Г-г-г-осподи! Ч-ч-что это? - заикаясь, прохрипел он и предупредительно предостерег: - Не оборачивайся, а то привлечешь внимание этой твари! Б-б-боже мой! Она лезет через стену прямо сюда. Не оборачивайся!
Степан как-то весь съёжился, ссутулился, сжался, будто пытаясь спрятаться за свой древний фотоаппарат. Его полусогнутые ноги мелко дрожали, и, казалось, гигант вот-вот потеряет сознание от увиденного им кошмара.
Я сам оцепенел и почувствовал, что волосы мои зашевелились, как потревоженные змеи на голове Горгоны Медузы. Ослепительная вспышка света резанула по моим глазам, и я мгновенно погрузился в непроницаемую, кромешную тьму.

- Ну, вот и прекрасно, - будто во сне услышал я спокойный голос Степана. - А я боялся, что аккумулятор разрядился, и вспышка не сработает.
Мои глаза постепенно адаптировались к полумраку, и я различил могучую фигуру Степана, который спокойно укладывал свой фотоаппарат в сумку. Я резко оглянулся, но за моей спиной, кроме серой гранитной стены и мрачного кладбища, ничего не заметил.
- А куда же подевалась тварь? - севшим от нервного потрясения голосом, прохрипел я.
- Какая тварь? - непонимающе округлил глаза удивленный фотограф. - Ты случайно не прихворнул, Василий? Температуры нет?
До меня начало потихоньку доходить, что я оказался невинной жертвой коварного и жестокого розыгрыша.
- Ах ты, проходимец несчастный!!! - разъяренно взвизгнул я. - Чуть заикой меня на всю оставшуюся жизнь не сделал!!! Так значит, ты меня просто надул?!!
- Ну, не просто надул, а очень даже основательно. Видел бы ты свою физиономию! - оправдываясь, успокоил меня гений стоп-кадра. - Должен же я был хоть как-то создать соответствующее выражение на твоем лице?
- Да на кой леший оно тебе сдалось?!! - брызгая слюной, орал я.
- Ты б ещё у Шишкина спросил, зачем он своих медведей рисовал. Небось, опасная была его когтистая и зубастая натура? А он рисовал! Искусство требует жертв.
- Так он же рисковал своей жизнью и здоровьем, а не чужой! - не унимался я.
- Ну, извини, друг! Зато ты даже не представляешь, какой изумительный снимок получится! -  вдохновенно произнес Степан.
Снимок действительно удался на славу. Позже, разглядывая фотографию, я еле распознал своё обезображенное ужасом лицо на фоне расплывающихся в туманной дымке крестов, надгробий и шпилей.
- И что же я буду делать с такой вот фотографией? – совсем растерялся я.
- Как что?! - всплеснул руками Степан. - Я сделаю тебе с десяток отпечатков. Отошлешь друзьям, знакомым, близким и дальним родственникам. Подпишешь: «Моя счастливая жизнь в Португалии». А то они думают, что мы тут беззаботно деньги лопатою гребем. А милосердные и сердобольные португальцы толпами гоняются за нами, чтобы вручить нам щедрую и безвозмездную гуманитарную помощь.
- Да. Неплохо было бы, - подумав, согласился я. - Постой, Степан! А чем ты только что меня фотографировал?
- Как чем? Конечно же, моим любимым «Зенитом»! - самодовольно ухмыльнулся Степан.
- Но ведь твой фотоаппарат, как и «Командирские» часы, отобрал у тебя «брат» Джульетты ещё полтора года назад! - недоверчиво воскликнул я.
- Какие «Командирские» часы? - лукаво прищурился гигант. - Вот эти, что ли?
Он подтянул левый рукав куртки, обнажив запястье, и я увидел «Командирские» часы на их обычном, то есть законном месте.
- Не может быть! - с трудом выдавил из себя я. - Или я тогда в Лиссабоне что-то пропустил?
- Ах, да. Я и забыл, - тихо рассмеялся Степан. - Ты ведь на следующее утро уехал в Фамаликау. Вечером предыдущего дня ты мне доходчиво объяснил, что Джулия - продажная женщина, а бородач - её сутенер, и требовали они от меня денег за предоставленные ими интимные услуги. Мне стало до глубины души обидно за мою беспробудную глупость и тупость. Я ведь всегда считал себя стреляным воробьём и умудренным опытом мужчиной. И, вдруг, так по-идиотски попал впросак! Ты веришь в любовь с первого взгляда? Это было какое-то наваждение, помутнение разума! Я втюрился как мальчишка! Слепая страсть застилала мои влюбчивые глаза, и я не различал даже очевидного.
- Как говорил мой друг Шекспир:
«Любовь слепа и нас лишает глаз.
Не вижу я того, что вижу ясно.
Я видел красоту, но каждый раз
Понять не мог, что дурно, что прекрасно», - с грустинкой в голосе проронил я.
- Оказывается, твой Шекспир неплохо с рифмой дружит, если захочет, - удивленно приподнял брови исполин.
Тогда в июне 2000 года я был крайне удивлен, что Степан, обладая таким огромным ростом и могучей мускулатурой, так безропотно позволил «разукрасить» себя синяками, кровоподтеками и ссадинами. Вне всякого сомнения, курчавый бородатый сутенер и сам был необычайно крупным и высоким молодым мужчиной. Но, поистине, нужна была недюжая сила, чтоб одолеть двухметрового белокурого великана.
Позже, узнав Степана поближе, я понял, что его, не встретив сопротивления, мог обидеть даже самый малый несмышленый ребёнок. Но лишь тогда, когда гигант сердцем ощущал свою личную вину или чувствовал, что он в корне не прав. Но уж если Степан был искренне убеждён, что дело его правое и справедливое, то с ним не смог бы совладать даже взвод отборной национальной гвардии.
Тогда он был воистину уверен, что Джулия - весёлая и жизнерадостная лиссабонская девчонка, а бородач - её старший брат, ревностно оберегающий честь и достоинство своей милой сестренки. И нужно было быть действительно слепым от нахлынувшей страсти, чтоб принять эту сладкую парочку хотя бы за очень отдаленных родственников.
- Эх, если б я тогда знал, что французский и португальский языки довольно-таки схожи, то может со мной и не приключилась бы такая нелепая история! - сокрушенно молвил Степан.
- Языки романской группы подобны, так как имеют общие корни и происходят от древней латыни, - проинформировал я друга. - Но как же тебе удалось вернуть назад утраченные вещи?
- Пришлось немного подсуетиться, - хмуро поведал гигант. - Обладая незаурядной зрительной памятью и феноменальной наблюдательностью, я без особого труда нашел дорогу в апартаменты Джулии. Входные двери оказались почему-то не запертыми. И, зайдя в комнату африканки, я обнаружил, что она как раз очень интенсивно делиться своим богатым опытом в познании «Камасутры» с каким-то прищуренным японским туристом. А тот, выпрыгнув из кровати в чём мать родила, принял крайне устрашающую боевую стойку. И затем с криком «Ки-йа!!!» бросился мне доказывать, что дама отдала ему предпочтение, как более галантному и изысканному кавалеру.
Тогда я вежливо, но крайне настоятельно, призвал самурая к спокойствию и порядку. (По неосознанному, непроизвольному движению руки богатыря я сразу же сообразил, как он это сделал) Достав представителя страны восходящего солнца из-под обломков шкафа, я на английском языке спокойно разъяснил незадачливому ниндзя, что его дама меня сегодня абсолютно не интересует. Но мне очень бы хотелось пообщаться с достопочтимым «импресарио» его чересчур любвеобильной смуглой партнерши. А в это время Юля, забившись под кровать, подняла такой визг, будто её «менеджер» позабыл ей заплатить за честно отработанные ночные экстраораши. (Прим. Extrahoras - сверхурочные часы работы. порт.)
- Afonso! Afonso! Afonso! - истерически причитала она. (Прим. Afonso - имя, часто встречающееся в Португалии.) Очевидно, альфонса своего ненаглядного к себе подзывала.
В дверях опочивальни появилась недоумённая и заспанная рожа бородача, основательно перекошенная признаками похмельного синдрома. Но, увидев меня, он как-то сразу повеселел, расцвел и по-отечески ласково поинтересовался: «Dinheiro?» Какой наивный парень! Наверно думал, что тяжкие угрызения совести меня чуть ли не до смерти замучили. Что я всю ночь страдал от бессонницы, думая о том, как бы побыстрее вернуть ему с процентами тот сладострастный сексуальный должок. А как же! С утра сбегал в банк и взял кредит под залог моей трехпалубной прогулочной яхты, чтоб до последнего эскудо рассчитаться с почтеннейшим благородным джентльменом! А если быть честным, то у меня на тот момент осталось всего лишь 10 долларов на пропитание и проживание. И когда я смогу получить мою первую зарплату, мне было тогда абсолютно неизвестно.
Я попытался объяснить бородатому, что во время нашей вчерашней встречи совершенно случайно произошло досадное, анекдотичное недоразумение. И мне очень бы хотелось вернуть мой «Зенит», как память о моем безвременно усопшем отце, и часы - подарок моей нежной и горячо любимой сестрички. Похоже, бородатый совершенно не владел английским языком, но достоверно уразумел, что денег я ему не принёс. Он ещё больше заулыбался, закатил рукава и с тошнотворным хрустом стал разминать суставы пальцы своих бугристых, мускулистых лапищ.
Тогда я ему языком знаков и жестов (и Степан потряс своими могучими кулаками) доходчиво пояснил, что изъятые им вещи мне крайне дороги, как память о моих родных и очень близких людях. А без этих милых моему сердцу семейных реликвий я, ни при каких обстоятельствах, отсюда не уйду. Бородатый во время этих мануальных разъяснений как-то ненароком оступился и нечаянно раздавил своим необъятным задом старинный ореховый комод. А жаль! Добротная была вещь! Но, по-видимому, альфонс так и не понял сути моей незамысловатой и чрезвычайно вежливой просьбы. Он стал визжать, как не дорезанный поросёнок, с которого Никита Кожемяка собственноручно снимал последнюю шкуру. На его истошный вопль сбежались три воспитанных на чистом сливочном масле мордоворота, очевидно закадычные дружки и коллеги злополучного бородатого альфонса. Они ненавязчиво поинтересовались, о чём тут идет такой задушевный разговор и почему в помещении такой ужасающий беспорядок.
Я и им на том же языке знаков и жестов (и Степан снова потряс своими огромными как чайники кулачищами) попытался разъяснить сущность возникшего недоразумения. После десяти минут бесплодных и очень болезненных дебатов, наконец-то выяснилось, что один из дружков бородатого худо-бедно понимает разговорный французский язык. Правда у него было омерзительное произношение вероятно из-за сломанного носа и только что выбитых передних зубов. Он так безбожно картавил и шепелявил! Но меня он всё-таки понял и кое-как перевёл своим соратникам смысл моего нижайшего и весьма умеренного прошения.
Тогда альфонс смущённо хлопнул себя ладонью по лбу и рассыпался в тысячах извинениях, разутешенный тем, что мне нужна всего-навсего такая малая, пустячная безделица. Он дружелюбно пригласил меня присесть на прикроватную тумбочку - единственный предмет мебели, оставшийся к тому времени почти что не повреждённым. Из всех присутствующих лишь бородатый не утратил способность более-менее резво передвигаться на ногах. Он клятвенно заверил меня, что через пять минут принесёт мои фотоаппарат и часы в целости и сохранности. Однако, проявляя излишнее рвение, вертлявый хлопотун непомерно шустро бросился к выходу из апартаментов для очень занятного и полезного времяпровождения. А так как один его глаз «заплыл» совершенно, а второй превратился в подобие щелочки-амбразуры, то он не вписался в дверной проём и со всего  разгона врезался лбом точно в дубовый косяк.
А дуб оказался превосходнейшего качества! Альфонс теннисным мячиком отлетел от входа приблизительно на три с половиной метра назад. Он плашмя грохнулся на спину, чуть не проломив деревянный пол второго этажа вместе с опорными балками. Мужик всё-таки крупный, упитанный! На лбу бородатого недотепы мгновенно выскочила шишка, размером примерно со страусиное яйцо. И он как-то тотчас притих и обмяк, очевидно, немедля лишившись сознание.
- Ты уже где-то видел страусиные яйца? – несказанно удивился я.
- Вообще-то, в натуре, нет, - смутился гигант. - Но ещё в пятнадцатилетнем возрасте, выступая на первенстве города в беге на 110 метров с препятствиями, я ненароком поскользнулся и с размаху сел пахом на черезчур жесткий брус последнего барьера. Тогда мои яички распухли так, что доктор не удержался и со смехом подметил, что они у меня точно как у африканского страуса. Кстати, Василий, у тебя есть очень мерзостная привычка - перебивать рассказчика.
- Прости, дружище! Больше не буду! - твёрдо пообещал я. - Так что же произошло дальше?
- С чем? С моими яичками? – осведомился бывший спортсмен-многоборец.
- Нет. С бородатым альфонсом и его соратниками, - обозначил я сферу моих интересов.
- К счастью, вскоре в дверном проёме появился мордатый кривоногий верзила, дружок бородатого, который почему-то немножечко опоздал на «Ялтинскую конференцию». Увидев репродукцию картины «Куликово поле после Мамаевого побоища», он начал дико извинятся и заявил, что очевидно по рассеянности перепутал входные двери. Хотя самой двери, по сути, в проёме к тому времени уже давным-давно не было. Она валялась сорванная с петель на полу в смежном со спальней коридоре. Несмотря на стоны и мольбы товарищей, мордатый джентльмен попытался предательски дать стрекача. Я еле успел схватить его за шиворот, с трудом затащил в комнату и через шепелявого переводчика по-дружески втолковал, что, собственно говоря, сами переговоры уже успешно завершены. Осталось всего лишь выполнить условия достигнутого международного соглашения. Шепелявый толмач долго и настойчиво упрашивал мордатого, кривоногого сеньора. Жалобно всхлипывая и шморгая носом он, как я уразумел, рассказал уцелевшему коллеге, что речь в данный момент идёт о жизни или смерти его верных соратников. И если у него есть хоть капля сострадания, то он не откажется выполнить скромную просьбу своих очень близких и давних приятелей. Что ты на меня так смотришь, Василий? На мне ни бананы, ни ананасы, ни грейпфруты не растут!
По всей вероятности, вид у меня был совершенно растерянный. Я до сих пор считал Степана Тягнибеду весьма неважным рассказчиком, невеждой и косноязычным собеседником. Он с большим трудом подбирал нужные слова, нередко путал, коверкал и искажал их. А зачастую был просто не в состоянии четко и слаженно выразить даже очень простую мысль. Но сейчас его речь текла спокойно, гладко и ясно. Когда он был увлечён своим головоломным повествованием, у него неожиданно «прорезалось» своеобразное, неординарное красноречие.
- Нет-нет. Всё в порядке, - успокоил я Степана. - Так чем же закончилась вся эта занятная котовасия?
- Наконец, шепелявому сутенёру и его «отдыхающим» на полу собратьям, удалось уговорить своего чрез меру капризного и несговорчивого коллегу. Тот быстро, насколько позволяла его косолапая медвежья походка, бросился прочь выполнять последнюю волю своих друзей и партнеров.
Через минут пять он приволок огромный картонный ящик и внушительный пластиковый мешок. Из ящика мордатый коллекционер выложил на ковер около трёх десятков цифровых фотоаппаратов и портативных кинокамер. По-видимому, натуральная оплата за сексуальные услуги в Лиссабоне считается вполне обычной формой взаиморасчета. Там были «Сони», «Грюндиг», «JVC», «Шарп», «Самсунг», «Панасоник» и прочая дрянь, но моего «Зенита» в том ящике почему-то не оказалось! Тогда мордатый кладовщик вывалил их мешка на пол груду ручных часов всевозможных марок. Чего там только не было?!! Но среди «Ролексов», «Ориентов», «Сейко», «Скотчей», «Ситизен», «Гессов», «Оксигенов» и всякой гадости моих «Командирских» часов я так и не обнаружил.
- Граждане!!! Да что же это твориться!!! - возмущенно гаркнул я. - Ведь это великий грех - обижать бедного, несчастного и беззащитного сиротинушку!!!
Среди сообщников альфонса началась кошмарная паника, однако мордатый быстро нашел выход из сложившейся патовой ситуации. Он притащил откуда-то ведро холодной воды и попытался открыть холодильник. Но тот, после конфиденциальных «переговоров», разительно напоминал помятую консервную банку и почему-то упорно не желал открываться. Я помог кривоногому выломать дверцу холодильника и достать из перекошенной морозилки несколько кювет с припасенными заблаговременно кубиками льда. Мордатый вывернул в ведро весь имеющийся в наличии запас льда и энергично размешал этот арктический коктейль концом пляжного зонтика. Через минут пять кубики льда почти что растаяли, и ведро с «лекарством» снаружи покрылось обильной холодной испариной. Тогда доморощенный реаниматор вылил эту отрезвляющую смесь почивающему на полу альфонсу прямо на голову. Тот фыркнул, словно морская корова и с мученическим стоном приподнялся на дрожащих от напряжения локтях. Затем он с трудом, насколько смог, приоткрыл свой закисший правый глаз-щелочку.
Понадобились еще около пяти минут, чтобы бородач пришел в себя и вспомнил, где он находится и что с ним намедни здесь приключилось. Альфонс, сильно заикаясь, покаялся, что отнёс часы и фотоаппарат в ближайшую антикварную лавку, находящуюся приблизительно в трёх кварталах отсюда. Он, шатаясь, поднялся на трясущиеся ноги и, опираясь на плечо кривоногого, отправился к местному антиквару. Курчавый сутенёр клятвенно пообещал товарищам вернуться так быстро, насколько это позволят его тяжкие производственные травмы.
Их не было долго, наверно с полчаса. Я уже начал было нервничать и терять терпение. Но ещё больше разнервничались друзья бородатого альфонса. Они начали стонать, ныть, а потом и тихо подвывать, проклиная свою горькую и жестокую судьбинушку.
Альфонс появился как нельзя вовремя и пресёк уже было начавшуюся истерику среди коллег по цеху интимных развлечений. Он страшно извинялся перед всеми присутствующими за то, что так непредвиденно долго задержался. Но упрямый антиквар ни за какие коврижки не желал возвращать полученные им для продажи часы и фотоаппарат. Владелец лавки говорил, что впервые видит такие добротные и редкие образцы кустарного производства. Он уже нашел богатого покупателя, известного коллекционера, который посулил баснословные деньги за такие необыкновенные раритетные вещи. Хозяин лавки пообещал бородатому 40% от полученной суммы, лишь бы тот только не забирал назад эти уникальные шедевры прошлого тысячелетия. Но альфонс объяснил антиквару, что, если сюда прейдёт хозяин этих вещей, то лавку придется перепрофилировать в дровяной склад, а так же в пункт по приёму драгоценного и цветного лома. Поглядев на жалкий вид бородача, и послушав увещевания кривоногого сутенера, антиквар, скрипя сердцем и со слезами на глазах, расстался с такими редкостными и необыкновенными бытовыми приборами. Звать полицию торговец древностями побоялся, так как большинство его товаров были крадеными или отобранными силой у иностранных туристов вещами. По-крайней мере, именно так и перевёл мне шепелявый интерпретатор.
Под бурные аплодисменты и ликование друзей бородатого альфонса, часы и фотоаппарат были торжественно возращены в моё непосредственное владение.
Тут из-под обломков кровати какими-то винтообразными движениями выбрался японец и на английском языке попросил прощение за то, что своим неуместным появлением прерывает столь праздничную и торжественную церемонию. Он аккуратно собрал остатки своей одежды и извлёк из бокового кармана ободранного пиджака чековую книжку и авторучку. Затем прищуренный сюдзин протянул их мне и попросил, чтобы я оставил автограф на любой приглянувшейся мне чистой странице. Японец сказал, что его синяки и ссадины скоро сойдут. Но ему очень хотелось бы, чтоб у него, хоть что-то осталось на память о встрече с таким великим и славным человеком. Тут и все остальные участники пресс-конференции стали подсовывать мне всякие журналы, проспекты, чеки и листочки, чтоб я соизволил расписаться на них. Ну, чего только не сделаешь для таких милых, отзывчивых и радушных джентльменов! (Прим. Сюдзин – господин. Япон. яз.)
Все присутствующие ещё раз извинились за причинённое мне беспокойство и неудобство, и торжественно пообещали подать иск в суд на газеты «Jogo», «Bola» и «Record» вместе взятые, за то, что они не осветили должным образом нежданный визит одного из братьев Кличко в португальскую столицу. (Прим. «Jogo», «Bola» и «Record» - спортивные газеты в Португалии) Сутенёры дружно и льстиво заметили, что перекрасив волосы в белый цвет, я стал выглядеть ещё более величественным, грозным и устрашающим.
Поглядел я на помятые, обезображенные пороками и излишествами лица альфонсов. И, поверь, Василий, мне стало до боли в сердце жалко этих непутёвых и безалаберных ребят. Ведь, в принципе, не такие уж они и плохие парни. Быть может, им просто не повезло с их первой школьной учительницей. Попалась им черствая мымра, пришедшая в школу не по призванию, а чисто из шкурнического желания заполучить престижную профессию. Случайный человек в образовании, купивший «корочку» педагога за кусок чисто хлебного свиного сала. Или за бочонок портвейна, если учесть специфические местные условия. Хотя теперь дипломы покупают за наличные, которые не пахнут и не воняют трупной гнилью нашего циничного, разлагающегося общества. И в результате из весёлых, игривых ребятишек выросли вот такие пропитые и прокуренные прожигатели жизни. Да и, несомненно, сыграло свою роковую роль злотворное и развращающее влияние улицы. Собрал я все свои познания французского языка, немного прокашлялся, а затем торжественно и нравоучительно провозгласил (шепелявый переводил своим собратьям):
- Дети мои! Покайтесь! Вы совершаете смертный грех, паразитируя на изнеможенных тяжким трудом телах заблудших, продажных женщин. В поте лица своего эти труженицы сферы сексуальных услуг добывают хлеб свой насущный. А вы как вампиры кровожадные, как пиявки ненасытные высасываете жизненные соки из их натруженных и истомленных заботами тел. Покайтесь, пока не поздно, и небесная благодать, прощение и благословление снизойдут со Святых Небес на ваши грешные души!
Сутенёры несколько минут хмуро перешептывались, о чем-то тихо, но крайне эмоционально полемизируя. Потом беззубый альфонс пошатываясь, встал и от имени своих товарищей заверил, что мои горькие, но справедливые слова, глубоко тронули их ранимые и сострадающие души. Посоветовавшись, они единодушно решили, что начиная со второго квартала будущего года, поднимут на 5% заработную плату своим «девочкам», а оплату сверхурочных часов увеличат на 10%. Более того, отныне «девочки» будут проходить медосмотр на выявление профессиональных заболеваний не раз в полгода, как ранее, а строго ежеквартально.
Японский же турист, который, как оказалось, тоже понимал по-французски, сурово поклялся, что отныне никогда больше не будет посещать гейш, а всецело и полностью посвятит себя семье и работе. А для интимных утех он восстановит прерванные отношения со своим бой-френдом из Киото. Близость с ним всегда была намного сладостней и приятней, чем даже с многоопытными и искушенными жрицами любви. А главное - куда более безопасной и безвредной для здоровья.
Собственно говоря, я совсем не этого добивался. Но, по-видимому, эти заблудшие овцы чересчур глубоко погрязли в своём Богопротивном пороке. Конечно, если б у меня было чуть-чуть больше времени, то я, безусловно, смог бы добиться более существенных результатов. Но ещё утром мой трудоустроитель предупредил, что во второй половине дня я с группой украинских «туристов» отправляюсь на север, где нас ждет ударная работа в дорожно-строительной фирме дона Фернанду Магельяеша. Поэтому я повесил мой «Зенит» за ремешок на плечо, одел на левое запястье «Командирские» часы, пожелал всем присутствующим успехов на их нелегком поприще и вежливо откланялся.
- Ну, Степан! Ну и развеселил ты меня! – от души захохотал я. – Ни за что в жизни не поверил бы этой истории, если бы не увидел твоих веских вещественных доказательств!
Степан ещё раз любовно взглянул на свои старенькие часы и, вдруг, резко подпрыгнул:
- Боже мой! До отправки автобуса на Гимараеш осталось всего 15 минут! Бежим!
Мы сорвались с места и понеслись как на крыльях, едва касаясь ступнями скользкой брусчатой мостовой. На душе было весело, сладостно и легко. И наши крепкие тела буквально рассекали холодный, вязкий и насыщенный влагой приморский воздух. Играющие мышцы были неутомимы, упруги и сильны, как будто нам не было и семнадцати полных лет. И все пути-дороги этого дивного мира были открыты дерзновенным юным сердцам, радушно маня их в прекрасную, светлую и непостижимую разумом даль.

Теги: Жаркое, ослепительное июльское солнце добела раскалило крыши, стены и мостовые древнего Лиссабона. Но, несмотря на это, на шумной улице старого города

Отредактировано Василий Шарлаимов (2012-11-19 01:59:03)