Настоящие люди. Роман.
Первая глава романа опубликована в 46-ом сентябрьском номере журнала "Русская литература" (ex-ЛитБаш).
Аннотация:
Брэндон Кроули, прожженный мизантроп, просыпается в своей квартире от звонка младшего брата Стэна, который в очередной раз угодил в неприятности. Брэндон решается помочь брату, о чём после жалеет, потому что Стэн вынуждает его на время вернуться в отчий дом, где кроме Стэна живут ещё мать семейства Дарла, старшая сестра Диана и младшая сестра Кристина. Любви, взаимопонимания и терпимости в этом семействе не было никогда. Но это не самое страшное, что ожидает Брэндона в этот день. Младший брат втягивает его в бешеный водоворот таких невероятных события, после которых жизнь предстаёт в ином свете. Тем временем популярный писатель Митчел Кай, «подрабатывающий» наёмным убийцей едет на встречу с заказчиками, которые собираются поручить ему плёвое дело – стереть с лица земли всё семейство Кроули. Кто останется в живых: одинокий, холоднокровный и хитрый социопат или разрозненная семья, где все с удовольствием перегрызут друг другу глотки?
Посвящается моим родителям (Андреевой Виктории и Андрееву Алексею), моей сестре (Андреевой Екатерине), моим друзьям (Голованову Евгению, Батенкову Антону, Шапошникову Виталию, Жукову Александру и Поликарпову Артуру) и, конечно, моей любимой девушке Понятовской Алексеи, которым больше всех остальных пришлось терпеть мой скверный характер, но которые, несмотря ни на что, всё ещё со мной.
Ещё, хотелось бы сказать огромное спасибо моей бывшей школьной учительнице, преподававшей Мировую Художественную Культуру, Тамаре Николаевне, которая активно помогала в создании моих произведений.
«Фанатик: человек, который делает то, что, по его мнению, делал бы Господь Бог, если бы знал все обстоятельства дела». (с) Финли Питер Данн.
«Фанатики готовы уничтожить мир, чтобы спасти его от того, чего они не понимают». (с) Мариан Добросельский.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Все проблемы, которые только бывали со мной в жизни, происходили благодаря ему, и в этот раз без него не обошлось. Он позвонил рано утром 13 апреля в пятницу (какое совпадение), когда я ещё мирно спал и наслаждался какими-то мимолётными снами. Продрав глаза и увидев перед собой пожелтевший потолок своей комнаты, я понял, что проснулся в ужасном настроении, а когда поднял трубку и услышал голос Стэна, во мне забурлила ярость, и где-то в глубине души я почувствовал, что грядут большие неприятности. А ещё я вспомнил матушку и Диану, после чего мне захотелось вышибить себе мозги и уснуть навеки.
Помимо возбуждённого голоса младшего брата в трубке были слышны какие-то неопределённые шумы и чьи-то крики. Как только я услышал его голос, мне захотелось бросить трубку, накрыться одеялом и вновь заснуть, но этот кретин не позволил мне этого сделать, так как чётко дал понять, что находится в полном дерьме. Меня это даже не удивило. Утро было отвратительным, и я прекрасно понимал, что и весь день будет таким. Но я и в самом кошмарном сне не мог представить, что мне придётся встретиться со всей своей семейкой…
– Брэндон, не бросай трубку, потому что я в глубокой жопе! – тяжело дыша прокричал Стэн.
Если быть до конца честным, то меня совершенно не волновала судьба моего брата: убьёт ли его шальная пуля в очередной бандитской перестрелке или же он отдаст концы, обдолбавшись героином, - но что-то внутри меня заставило не бросать трубку. Может то, что он в очередной раз влип в какую-то щекотливую историю, меня просто заинтересовало?.. Вряд ли. Слишком уж часто он встревает во всякие переделки, я к ним уже приелся.
– Насколько я знаю, – зевая, произнёс я, – ты частенько туда захаживаешь.
– Слушай, мне срочно нужна твоя помощь!
– Вообще-то я сейчас сплю и планирую продолжить это занятие. Так что…
– Да подожди ты! Если ты… твою мать!.. – В трубке раздался какой-то грохот, а потом Стэн заговорил вновь. – Чёрт… Слушай, мне нужна твоя помощь! Срочно, Брэндон!
– Тебе всё время нужная чья-то помощь. Хоть в чём-нибудь разберись сам, а? Я хочу спать, так что желаю удачи…
– Стой! Да, конечно, разберусь со временем… Но сейчас я не могу!
– Это ещё почему?
– Слушай… я сейчас бегу, и мне не очень удобно болтать с тобой по телефону, так что подъезжай к оружейной, где ты ствол брал…
– Какого хрена?!
– Я жду тебя, Брэндон! Быстрее, мать твою!
На этом разговор прервался, потому что Стэн бросил трубку. Единственное, что я понимал на тот момент, что мне глубоко наплевать на проблемы моего беспокойного братца и лучше вернуться к прерванному занятию, но какие-то слабые родственные чувства заставили меня, скрипя зубами, поехать и посмотреть, что случилось с этим идиотом. Меньше всего в жизни я любил эти проклятые чувства, потому что они подталкивали меня помогать Стэну, а после этого его проблемы становились и моими, а иногда они бывали очень даже серьёзными. Это цепочку я уже давно выучил наизусть, но… всё же этот придурок был мне каким-никаким, а родственником.
Я поднялся с тёплой постели и направился в ванную, где тщательно почистил зубы и умылся. В отражении зеркала я видел заспанное небритое лицо с недовольной миной. Делал я всё это неторопливо, будто и не звонил мне насколько минут назад брат, умоляющий срочно приехать к нему. После водных процедур я надел на себя помятые тёмно-синие джинсы и чёрную ветровку, потом достал из холодильника несколько бутербродов с колбасой, сыром и огурцами, быстро прожевал их и запил стаканом ледяного апельсинового сока. Вышел я из квартиры только минут через двадцать после звонка брата и заказал такси, моментально примчавшееся к моему дому.
Можно ненавидеть своего тупого младшего брата, но помогать ему придется, так или иначе. Но в последнее время я всё чаще и чаще убеждался, что помочь Стэну сможет лишь смерть, может там, на небесах, он осознает какую хренатень творил при жизни. Я слышал, что в раю люди меняются и надеялся на то, что хотя бы там мой беспокойный братец угомонится, но, если честно, мне было трудно представить его в роли какого-нибудь дружелюбного официанта, раздающего подносы с едой ангелам и архангелам. Чёрт возьми, ставлю полтинник на то, что Стэн и на небесах будет терроризировать всех окружающих! Он один из тех парней, которых не изменят ни переломанные кости, ни выбитые зубы; они до конца останутся верны самим себе. Такие люди чертовски опасны.
Каково же было моё негодование, когда я нашёл его в каком-то вонючем переулке, где его избивало трое парней с бритыми головами. Он валялся на земле, прикрывая лицо руками, а громилы колотили его ногами и ржали, как дикие кони. Я подумал тогда, что будет правильнее уехать обратно домой, бросить его на съедение волкам, чтобы и мне не перепало от этих отморозков, ведь мне же плевать на горе-братца, но нет… Я заплатил таксисту и вышел из машины. Стэн стонал от боли и кричал что-то неразборчивое, но ни на кого это никак не действовало. Знаете, иногда так интересно понаблюдать, как одни испражнения мира колотят других. Говно уничтожает говно, и не требуется никаких уборщиков. У меня возникла мысль, что это на самом деле прекрасно, и не стоит мешать естественным проявлениям нашего бытия. Со стороны это может показаться трусостью, но я и не собирался геройствовать ради младшего брата, ведь он еще ни разу не рисковал своей шкурой ради меня. Обычно всё выходило наоборот. Однако, стоять на месте сложа руки я не мог, и пришлось в очередной раз вытаскивать задницу горе-братца из пекла.
Поблизости я нашёл сломанный кусок кирпича, вооружился им и направился на помощь Стэну. Кричать что-то типа: «Перестаньте бить моего брата, козлы! Отпустите его, или ваши мамаши никогда в жизни не отличат ваши лица от жоп!..» – я не стал. Просто подошел сзади и со всей силы ударил кирпичом одного из отморозков по голове. Он свалился прямо на Стэна и остальные в недоумении замерли, а я, не теряя подаренного времени, ударил по голове второго, и он так же, как и первый, свалился на землю. Третий паренёк оказался шустрее, поэтому отскочил в сторону и захотел на меня наброситься, но Стэн схватил его за ноги, а я, воспользовавшись этой заминкой, съездил отморозку прямо в челюсть, после чего он присоединился к своим товарищам. Они лежали кучкой на земле и ещё больше напоминали говно, чем раньше. Великолепно! Слава богу, что я хоть не испачкался в их крови, хоть это и мало меня утешало. Никогда не любил драки, агрессию, поэтому смотреть на всё это не было сил. Меня воротило.
Только после спасения братца я почувствовал, как пахнет мочой. Видно кто-то из бритоголовых сильно хотел в туалет и, схлопотав кирпичом по голове, расслабился и «испустил дух». Какая жалость. В крутых боевиках до таких подробностей обычно не доходят, поэтому даже самые последние подонки выглядят там на порядок круче, чем в настоящей жизни.
– Я уж думал, ты меня киданёшь, братишка, – усмехнулся Стэн, обнажая изрядно поредевший окровавленный ряд зубов. Его лицо опухло от многочисленных ударов, нижняя губа сильно кровоточила, выбитые зубы поранили дёсны, поэтому он часто схаркивал кровью, под правым глазом красовался большой фингал, мочки ушей были порваны, потому что отморозки вырвали из них серьги, а длинные чёрные волосы прилипали к грязным щекам. Вся его одежда: чёрные джинсы на ремне с цепочкой с левой стороны, чёрная водолазка, поверх которой серая рубашка с подвёрнутыми рукавами, была заляпана его собственной кровью и грязью. Он держался за правый бок, видимо, ему сломали несколько рёбер. Это был мой чокнутый братец Стэн Кроули, который попадал в переделки на завтрак, обед и ужин, а иногда и на десерт. Не очень удачный момент для знакомства, но застать его в более удачной ситуации практически то же самое, что и понаблюдать за концом света, поедая попкорн.
Я подал ему руку, он поднялся с земли, жалобно охая и кряхтя, как старик. Его левая рука безвольно болталась в воздухе, как сарделька. Каждый раз, когда я срывался на его зов о помощи, он выглядел примерно одинаково. Постоянство залог успеха, так вроде говорится? Ну, посмотрите на этого парня и сделайте соответствующие выводы. Сколько себя помню, он избегал успеха как только это возможно, точно боялся его. Зато постоянство – его конёк.
– Я так и хотел сделать, но подумал, что Дарла меня потом загрызёт, – вяло произнёс я. В нашей семье к матери обращались по имени, кроме самой младшей сестрёнки Кристины, ибо она одна её хоть как-то любила. А если честно сказать, то мы чаще называли её по придуманным прозвищам: отец её называл старой ведьмой, старшая сестра Диана – долбаной маразматичкой, Стэн – чокнутой мамашей, а я и вовсе к ней не обращался. Она же всех называла сукиными отродьями. Если честно, её я ненавидел больше всех, так как она сделала из нашей семьи отборный дерьмовый салат, поэтому я всячески пытался забыть, что тридцать лет назад вылез из её утробы… Да, всё это звучит гнусно, отвратительно, но поверьте, в нашей семье нет порядочных людей. Наша семья – это отдельная история, чёрт побери.
– Чёрт… Я думал, что концы отброшу… Эти ребятки опасны скажу я тебе.
– Ну, хотя бы раз в своей жизни сделал бы людям добро.
– Заткнись, Брэндон!..
– Было бы неплохо, если бы ты сам сделал то же самое.
Я хотел домой в свою тёплую двухмспальную постель, где лежало две мягких подушки и лёгкое одеяло. Ухмылка Стэна пробуждала во мне ярость, потому что именно из-за неё мне приходилось чаще желаемого сталкиваться со своей семейкой. Мой отец Стивен однажды сказал, что лучше переспит с дьяволом, чем будет стараться чаще появляться в доме, кишащем паршивыми отпрысками его жены. Надо порадоваться за него, ибо его желание исполнилось. Он умер от сердечного приступа, когда увидел, как Диана трахается с каким-то пьяным фермером на его дорогой постели. Дарла на похоронах смеялась, заливаясь дешёвым вискарём, Диана клеилась к заместителю отца, которому он передал все права на свою фирму, Стэн нажрался в стельку и провоцировал гробовщиков вступить в драку, Кристина плакала, ведь она любила папу, а я молча за всем наблюдал и мечтал поскорее свалить, ведь я не любил папу, а он не любил меня. Однако я оказался единственным, кому он завещал все свои финансовые сбережения. Все думали, что он поощрит Кристину, но папа был мизантропом, как и я, поэтому он не переваривал дочку на дух (впрочем, как и всех остальных). Ко мне он всегда относился прохладно, как и я к нему. Мы друг к другу не лезли, в итоге это повлияло на то, что я теперь богат. Я не стал устраиваться на работу, чтобы меньше связываться с людьми, а купил себе квартиру и покинул грёбаный отчий дом. Конечно, я был благодарен отцу, так как он избавил меня от всех хлопот, но я так и не сказал ему спасибо… Хотя, если честно, будь он жив, я бы, наверное, и не поблагодарил бы его. Мизантроп мизантропу рознь.
Стэн смотрел на меня.
Он знал, что я его терпеть не могу, но ему нравилось изводить меня своим присутствием, своей гнусной улыбкой, своей побитой мордой… А иногда я испытывал к нему любовь. Да, чёрт возьми! Иногда этот сукин сын казался мне лучшим на свете, и я переставал понимать, за что же я его так ненавижу. В родственных отношениях всё так сложно, скажу я вам. Сегодня вы любите, а завтра ненавидите, а послезавтра готовы убить из-за любви…
Однажды я выбил ему несколько зубов, а он лишь засмеялся и попросил добавки, как тот псих из Бойцовского клуба – Тайлер Дёрдон. Стэну было двадцать пять, и он казался конченым психопатом, которому самое место в лечебнице для душевнобольных. Мой отец иногда таких называл увядшими лепестками роз. Странно было от него такое услышать, ведь он презирал людей. Наверное, он считал, когда люди так больны, они гораздо прекраснее и вызывают жалость.
– Не хило ты их отделал, братишка!
– А вот над тобой они слабо постарались.
– Кончай! Ведь я твой брат, парень!
– К сожалению, я это помню, Стэн.
– Ладно… хрен с тобой. В любом случае, спасибо.
– Мне пора…
Я собрался уже уходить, но этот мир не хотел оставить меня в покое. Если у тебя есть такой брат, как Стэн, то жизнь обречена. К сожалению, к некоторым гостям этот мир бывает чересчур жесток.
– Постой, постой… Я не смогу сейчас вести.
– И?
– Твою мать, Брэндон! У меня рука к хренам сломана! Рёбра впиваются в плоть изнутри! Под глазам фонарь, и я ни черта не вижу!
– Я очень рад…
– Слушай… хватит, а? Ты уже перебарщиваешь. Ты же не такой ублюдок. Довези меня…
– Закажи такси.
– Ну, стой! Чёрт… Неужели тебе так тяжело подкинуть меня до дома?!
– Ты даже и не представляешь себе, как тяжело.
– Ну, перестань!.. – Он выплюнул несколько зубов и улыбнулся. На его зубах можно было играть в шахматы.
Когда я бил его кулаками было больно, потому что зубы рассекали кожу и пробирались до мяса, но я наслаждался выплеснувшейся агрессией. Это похоже на онанизм. Ты испытываешь такое дикое удовлетворение, но потом понимаешь, что совершил нечто ужасное. Это воспоминание никогда не приносило мне удовлетворения, потому что я презирал жестокость, однако иногда и во мне она пробуждалась.
Он смеялся. Чёртов псих. Таких людей стоит опасаться, а я был его братом и выручал из каждой крупной передряги. Однажды Диана хотела переспать с ним, потому что она свихнутая на сексе (её рассудок настолько был расстроен, что она не погнушалась бы даже инцестом). Мне пришлось увозить его из дома, чтобы она его не изнасиловала. Теперь же он просил отвезти его обратно. И спрашивается, почему же я помешал говну уничтожить говно? Неужели я уборщик? Ну уж нет! Иногда я люблю Стэна, совсем редко, но такое бывает, наверное, поэтому я и не позволил бритоголовым засранцам отправить его к папе. Думаю, папочка по нему уж точно не скучает.
– Брэндон, просто отвези меня и всё.
– По Диане соскучился?
– О, эта чокнутая сучка нашла себе какого-то ковбоя, но когда бедняга узнал, что она из семейки Кроули, Диана его больше не видела. Она рвала и метала! Знаешь, она мне даже матушку тогда напомнила.
– Кажется, я даже не удивлён.
Я не любил говорить о семье. У меня начинали жужжать пчёлы в мозгу, когда я вспоминал своих родственников. Стэн усмехался, и я понимал, что проще всего в данной ситуации – это отвезти его домой. Если я решу его избить - он только обрадуется, если решу его просто бросить – он найдёт меня и доведёт до того, что я его изобью. И ему это понравится.
– Где твоя машина?
– Я верил в тебя, чувак! Она там, пошли!
Его потрёпанный белый «Бьюик Ривьера» стоял рядом с подпольным оружейным магазином, где я покупал себе ствол, когда получил от отца богатое наследство. Тогда со мной опять же был Стэн (он и привёл меня сюда), и я хотел опробовать пушку на нём, но тратить на его похороны собственные деньги я не хотел. Поэтому Стэн Кроули продолжает отравлять мне жизнь. Порой мне кажется, что я живу за него, ведь именно мне приходится решать его проблемы.
Я сел в водительское кресло, а он на пассажирское, после чего достал из бардачка пачку сигарет и закурил, выпуская дым в открытое окно. Мне табачный дым был противен и Стэн это прекрасно знал, но, похоже, тогда это его не особенно интересовало. Он включил радио и нащёлкал волну, где играли старые добрые Gans Roses. Мы вовремя сели в автомобиль, потому что на улице пошёл дождь. В такую погоду даже в этой тесной, пропахшей дешёвым табаком коробке, я чувствовал себя достаточно уютно.
– Тебе не интересно, кто так отделал твоего братишку? – обратился ко мне Стэн, когда мы уже отъехали от оружейки и вовсю мчались по городскому шоссе. За окном мелькали многочисленные автомобили и одинаковые серые дома, нагоняющие какую-то печаль и уныние. Я ненавидел этих каменных клонов, высасывающих из жильцов души и стремления к усовершенствованию жизни. Эти дома делали людей рабами обыденного быта, а повседневная работа уничтожала их изнутри, и со временем они превращались в пустые каменные сосуды, воняющие гнилью – всё, что осталось от прежней жизни.
Я хотел спать. Меня тошнило от этих домов. Дождливый город… солнечный город… обычный город… Он мне опротивел. Он одинаков каждый день и изменит его лишь…
– Мне вообще не интересна твоя жизнь, Стэн. – Я потерял мысль.
– Да, перестань!.. Я же вижу, что тебе не терпится узнать, за что меня отмутузили.
Мне на самом деле было интересно, но лишь оттого, что я никогда не любил Gans Roses. Его слова могли отвлечь меня от их отвратительной музыки, хотя брату они нравились. В тот момент у меня зачесались кулаки. Зачесались в прямом смысле, но мне всё равно хотелось ему врезать.
– В любом случае, я думаю, ты это заслужил.
– Наивный ты дурак! Ничего я не заслужил! И не попал впросак, как ты, наверное, подумал.
– Ты всегда в дерьме, тебе не привыкать, - пожал плечами я. Стэн засмеялся, потом изрядно затянулся и выкинул бычок в окно, после чего закрыл стекло, так как капли дождя попадали на его изувеченное лицо.
– Я поспорил.
– Поспорил?
– Точно! Я поспорил с одним чуваком, что не попаду в реанимацию, после знакомства с его дружками. – Он громко засмеялся, а во мне в очередной раз проснулась ярость, и я что-то буркнул матом. Меня взбесило то, что я потратил своё личное время только из-за того, что мой братец-придурок решил с кем-то поспорить!
– Очень жаль, что они не довели своё дело до конца, – яростно прошипел я. – Зачем я им помешал?.. Если бы знал, Стэн, даже не приехал бы…
– Да, прикол! Мы договаривались, что я не буду сопротивляться, и я сдержал обещание, ведь он ничего не говорил про постороннюю помощь. – Стэн рассмеялся вновь. Видимо он считал свою выходку пиком остроумия и находчивости, но я думал абсолютно иначе. Возникало желание выехать за город и бросить его там подыхать к чертям собачьим, потому что самостоятельно он в нынешнем состоянии никуда не доберётся. Да и попутку вряд ли поймает с таким внешним видом. В жизни мало добродушных людей, которые просто из жалости подкинут этого придурка до дома. Хотя и такие бывают.
– И на что же вы спорили?
– Если выиграет он, то я должен в ближайшее время вернуть ему удвоенный долг. Если выиграю я, то я могу ничего ему не возвращать! Теперь этот лох не получит от меня ни копейки! – Стэн просиял. Даже избитый до полусмерти этот псих мог радоваться. Он находил забавным получать физическую боль, хотя никогда не являлся мазохистом. В этой боли заключалась его особенная философия, которую я не понимал, и, если честно, никогда и не пытался понять.
– Превосходно… Значит ты ещё и в долгах?
– Ну да… С этим хреном мы играли в покер на деньги, и я просрал. Ну, там ещё одним мудакам я должен деньжат за дешёвенькое бухло и травку, но это мелочи!
Желание ударить брата росло с каждой секундой, и постепенно превращалось в потребность. Моя ярость потихоньку обретала плоть и Стэн это прекрасно понимал. Я думал, что он рассчитывает на то, что мы приедем раньше того, чем я созрею для того, чтобы поколотить его так же, как те бритоголовые. Мой братец был психом, но ущербным в интеллекте его назвать нельзя было. Его хитрость спасала ему жизнь до того момента, пока не появлялся я. Порой мне казалось, что он пытается превратить меня в себя; словно он хочет сделать так, чтобы и я стал придерживаться его философии. Ему не хватало сторонников. Он хотел создать некую секту таких же чокнутых кретинов, как и он. Боже, как же по-идиотски всё это звучит! Но узнав его, вы бы меня поняли…
– Интересно, матушка будет трезвой, когда мы приедем или нет? Небось, с порога начнёт на тебя гнать.
– Всё благодаря тебе, мой дорогой братец.
– Да забей ты на эту чокнутую! Главное, чтобы Диана не была перевозбуждена, а иначе она оттрахает тебя, это страшнее матушкиных визгов! – Смех брата резал мне слух. Его визглявые нотки впивались в мои барабанные перепонки и наносили жуткую боль, хотя я понимал, что никакой боли нет. Это всего лишь чёртово самовнушение.
– Кристина ещё с вами живёт?
– Разумеется. Куда ей деваться?
– Думаю, она единственная из вас, кто заслуживает нормальной жизни.
Я даже немного любил Кристину, но только потому, что она была обычной. В ней не было ничего, что выдавало бы дурную наследственность Кроули. Мы же все психи. А она единственная, кто заслуживала нормальной жизни подальше от этого семейного дурдома. Порой я задумывался над тем, чтобы вывезти её оттуда, отвалить немного деньжат и дать ей шанс вкусить здоровой жизни, подальше от Дарлы, Дианы и Стэна. А потом я про это забывал. А иногда даже забывал, что у меня есть нормальная младшая сестра.
– Да… Кристина тихая. Но, кстати говоря, ей из-за этого больше всего от матушки достаётся.
– Я и не сомневался. Это старая ведьма, как говорил отец, изведёт всех нормальных людей.
– Это точно! Чокнутая мамаша!
Смех Стэна был для меня чем-то вроде скрежета металла по стеклу. Хотелось заткнуть уши и выпустить ему кишки, чтобы он, наконец, заткнулся.
Когда мы выехали за черту города, погода испортилась ещё сильнее: постоянные вспышки молнии вспарывали почерневшее небо, гром сотрясал земную плоть, густые тучи низвергали из себя водопады ледяного дождя, поэтому видимость была ужасная, и даже дворники на переднем стекле слабо справлялись со своей задачей. Стэн тем временем забил ноздри ватой, чтобы приостановить течение крови и здоровой рукой заклеивал ссадины на лице. Он шипел, когда грязные пальцы касались свежих ран, но глядя на него, я понимал, что от этого он получает кайф. Когда он уловил на себе мой взгляд, его лицо расплылось в кривой ухмылке.
– Почему ты не спросил меня?
– О чём это ты? – недоумённо отозвался я, переводя взгляд на дорогу. Я не собирался позволять ему наслаждаться моим вниманием.
– Ты знаешь о чём.
– Не имею представления.
– Да, ладно! Валяй, я отвечу! Тебе ведь это чертовски интересно, чувак!
– Я ничего не собирался у тебя спрашивать!
Руки слишком крепко сжали руль, и я понял, что моё терпение на исходе. Океан спокойствия внутри стремительно иссыхал, ведь над ним нависло безжалостно палящее солнце. Невыносимая жара грозила гибелью хрупкой цитадели умиротворения, гармонии. Стэн хотел что-то сказать мне, но его никогда не устраивала тупая прямолинейность во всём. Эти глупые словесные игры возникали каждый раз, когда он хотел чем-либо поделиться, независимо от того, интересует ли это его собеседника или нет.
Стэн – моя головная боль, пульсирующая в мозгу и над правым глазом; мой нестерпимый зуд внутри черепной коробки и под кожей на лице; моя бессильная ярость, гниющая внутри души; моё пересохшее горло от дикой нехватки влаги… Дарла всегда на меня накидывалась, когда я привозил его в таком состоянии, говоря, что во всех его проблемах виноват только я, хотя в действительно всё было с точностью до наоборот. Её не волновали никакие уверения, что я постоянно вытаскивал его из дерьма, она всё равно считала, что это я дурно на него влияю и втягиваю в разные авантюры. Вот такая благодарность! Зачем же, спрашивается, я трачу на него время и нервы?!
Не знаю…
Я чувствовал, как салон машины наполняется стальным запахом крови Стэна. Ему это нравилось, потому что это не нравилось мне. Мы оба прекрасно это понимали, но мириться с несправедливостью приходилось мне. Если я начну возникать, то между нами завяжется драка, а это только обрадует Стэна. Самое последнее, что я сделаю в жизни, это намерено принесу радость своему горе-братцу.
– Хорошо… как ты думаешь, почему я попросил тебя отвезти меня домой, а не в больницу? Ведь я ужасно выгляжу, и мне необходима профессиональная помощь врачей.
– О, боже... Это я об этом должен был тебя спросить?
– Да. Обязан. Не отвертишься, парень. Иначе всё это бессмысленно.
– Что это, олень?! – Я – взбесившийся бык и передо мной красная материя. Я – зловонное дыхание ненависти, просачивающееся сквозь толщу фальшивой дружелюбности. Я – ярость. Я – стремление причинить боль, посеять разруху и принести мучительную смерть. Я – пульсирующая боль в моём мозгу и над правым глазом. Стэн – мой чёртов возбудитель.
– Всё бессмысленно! Ты не имеешь смысла! Я не имею смысла! Все Кроули не имеют смысла! Джим Моррисон не имеет смысла! Всё в этом долбаном мире не имеет смысла до тех пор, пока я не открою тебе глаза на истину!
– Истину?
– Охренительно верно! В точку!
– Ну, валяй!
– К чёрту докторов! К чёрту больницы! Плевать на всё это! Доктора делают из нас кукол, заштопывая нашу тряпичную оболочку! Они уничтожают нас! Мы должны сливаться с недугами внутри и снаружи нас! Мы должны жить ими и тогда мы станем сильными! Мы станем бессмертными! Посмотри на меня… Я – Бог!
– От скромности ты не умрёшь.
– Чёрт, да не в этом дело! Дело в том, что я не хочу избавляться от этой боли! Я не хочу выглядеть, как все эти цветные плоские карточки на улицах пыльных городов. Именно сейчас я настоящий человек, а ты раб своих глупых внешних принципов и протухших стереотипов, братишка. Вы лечитесь в больницах, питаетесь вкусной пищей, смотрите хорошие фильмы, слушаете приятную музыку, одеваетесь, как принцы, но при этом постоянно гниёте, как компостные кучи! Вы не люди – вы роботы с человеческим организмом внутри. Вас нет! Вас никогда не существовало!
– Интересно… Тебе надо было закончить колледж.
– Чтобы получить сраное философское образование и подавать холодные супы с фирменными салатами неблагодарным кретинам?.. Кстати меня уволили.
– Неужели? – усмехнулся я. Стэн не был никогда глупым человеком, но его характер не позволял ему сдерживать себя когда-либо. Он менялся тогда, когда этого требовал его мозг, поэтому-то, сидя на экзамене на третьем курсе философского факультета, он плюнул преподу в лицо и сказал, что тот пустая коробка с дерьмом в голове. Он считал, что глупо сдерживать свою истинную сущность. Это Стэн Кроули. В этом его жизненная философия. И он действительно Бог, потому что способен всегда вести себя естественно. Но кто сказал, что Бог всегда прав? Никто не застрахован от ошибок.
– На меня начал гнать один толстый тип, и мне пришлось вылить суп ему на голову.
– Великолепно.
Мы проехали захудалый деревенский магазинчик с экстраординарным названием «Товары постоянного употребления», и моё сердце сжалось в комок. Внешне я стал похож на выжатую половую тряпку, брошеную в грязный угол к таким же тухлым и выжатым половым тряпкам. А всё оттого, что уже через несколько минут мне было суждено встретиться с роднёй. Вообще-то, у нормальных людей это должно вызывать радость, но, к сожалению, к таким людям ни я, ни моя семья не относимся.
– Прикинь, Диана теперь здесь работает, – сказал Стэн, показывая на магазинчик. – Её все мужики стороной обходят, а она наоборот старается всех их заарканить. Бедняжка.
– Ясно.
– Надо сегодня в бар зайти. Пойдёшь со мной? Пропустим по кружечке пивка.
– Я уже достаточно на тебя полюбовался. Пожалуй, хватит.
– Не будь занудой, Брэндон! Лучше пойти со мной, чем остаться с Дарлой и Дианой.
– Что ты имеешь в виду? – встревожено спросил я. Стэн засмеялся. Он злорадствовал.
– Сегодня нет автобуса в город. Только завтра утром. Так что у тебя нет выбора, парень, если ты, конечно, не хочешь остаться с любимой мамочкой и сестрёнкой.
Беда никогда не приходит одна? Я был настолько благодарен Стэну за подаренный чудесный день, что окончательно пожалел, что не помог тем парням, которые хотели отправить его в реанимацию. Как ни крути, но мой братец был абсолютно прав – у меня не было никакого другого выбора. Так что вечерком меня ожидала прекрасная компания в деревенском баре, где в гамбургерах можно было порой найти тараканов, от пива подозрительно пахло мочой, а люди не дрались друг с другом исключительно только по воскресеньям, так как к концу недели алкоголь всегда заканчивался, и бар пустовал.
– Слушай, Брэндон, меня всегда интересовала одна вещь…
– Ну?
– Как думаешь, почему папа женился на Дарле? Сколько себя помню, они всегда друг друга презирали! От этого и мы все чокнутыми вышли, ну, кроме Кристины, конечно. Они всегда были такими разными… Не понимаю, хоть убей!
– А куда же подевалась твоя философия, Стэн? Ты ведь умник, не так ли? – Сарказм выходил выжатым из пальца, но я ничего с собой поделать не мог, ведь мне хотелось хоть как-то отомстить ему за отвратительный денёк. Больно ужалить у меня не получалось, поэтому приходилось щипаться, как в детстве.
– В этом я профан, чувак! Просто они тратили друг на друга время, нервы, орали и ссорились всё время, поэтому и люди вокруг них сходили с ума. В доме было полным-полно дерьма, которое они сеяли своей ненавистью друг к другу… Зачем?! Может, из-за этого я их и не люблю…
Меня никогда не интересовало это прежде, я никогда не задумывался, почему это родители решил испортить друг другу жизнь и родить детей, которых будут презирать. Многим это покажется безумным, но тогда, когда Стэн об этом заговорил, я подумал, что в этом есть нечто здравое. Думаю, до свадьбы у них всё было иначе. Это очевидно! Большинство пар в мире чувствуют себя прекрасно друг с другом до того момента, как наденут кольца и поставят штампы в паспортах. В этом что-то есть…
– Мне кажется, отношения между мужчиной и женщиной сродни цветам. Да, цветам! Сначала отношения зарождаются, а потом начинают цвести, и в итоге достигают определённой точки, то есть расцветают, радуя собой окружающих, но потом всё идёт на спад… Отношения начинают чахнуть, как вянут цветы… Так, наверное. – За весь день, тогда мне впервые захотелось засмеяться. Я никогда в жизни не был сентиментальным.
– Дон Жуан, мать его! Куда тебя понесло, парень? – Его голос вводил в транс. Только это не расслабляло, а наоборот, напрягало. Я погружался в тёмную пучину ярости, где бушевали мрачные силы зла, пленяющие меня. Там, в этой темноте, я начинал чувствовать себя самим собой, ибо в тот момент я был сгустком всей ненависти на земле! Я был сгустком всей грёбаной ненависти в этой Вселенной!
– Ты меня уморил, Стэн. Я начинаю пороть чушь, когда ты рядом.
– Ну, разумеется, братишка! Людям свойственно ошибаться лишь тогда, когда какой-то надоедливый ублюдок их на это наталкивает, верно?
Он издевался надо мной. Он испоганил мне весь день, и хотел заставить меня почувствовать себя униженным. Люди вызывали во мне отвращение, такой уж я человек, но этот… Я – средоточие ненависти в хрупком телесном сосуде. Я – тёмное божество, таящее в недрах своей души ядовитую месть. Я тот, кто рано или поздно заставит заткнуться этого говнюка, чёрт возьми!
Проехав череду однообразных частных домов с небольшими садиками, мы свернули с асфальтированной дороги и проехали несколько метров по неровной колее. Остановились мы около деревянного двухэтажного дома, покрашенного в тусклый зелёный цвет, к которому примыкал небольшой скособоченный сарайчик. К дому вела узкая тропинка, покрытая мелким гравием, по бокам которой росла трава. Я припарковал машину около калитки, заглушил мотор и постарался слиться с успокаивающим шумом весеннего дождя. Сознание покидало тело и рвалось к небесам в бешеном порыве отрешиться от угнетающих воспоминаний. Я враждебно взглянул на этот захудалый дом и почувствовал себя совсем маленьким ребёнком, когда я убегал на улицу от взбесившейся Дарлы, стремящейся выпороть меня за то, что я выпил больше холодного молока, чем положено. Дом же глядел на меня пустыми глазницами окон так любопытно, словно доселе никогда не встречал. Я поёжился, по телу пробежал холодок, хотя в машине было довольно душно и жарко.
Стэн выключил радио, закурил и уставился на меня, не выходя из машины. Похоже, его забавляло любование моими страданиями. В тот момент он был мне совершенно безразличен, потому что я пытался сконцентрироваться на чём-нибудь хорошем, так как если бы я зашёл в этот дом совершенно разбитым, то его стены сжали бы меня со всех сторон и расплющили бы, как Стэн любил в детстве расплющивать толстых навозных мух. Рядом с домом моего детства, который когда-то довольно удачно высосал из меня душу, я чувствовал себя толстой навозной мухой, случайно залетевшей в чужой дом. Я кружу под потолком и мешаю людям, которые, в конце концов, прихлопнут меня и забудут о моём существовании уже через несколько секунд. Забавно… Если у человека, приехавшего в дом детства возникают такие ассоциации, то его смело можно назвать несчастным.
– Смотрю, ты не особенно горишь желанием зайти в гости. – Опять ядовитая ухмылка, тонны негатива и ярость, перерастающая в головную боль. Я держал в себе это, чтобы однажды выплеснуть с такой силой, с какой торнадо топит корабли. Правда я боялся, что это чёртово торнадо уничтожит лишь меня и никого больше.
– Да… Тут нечего скрывать.
– И как тебе нынче перспектива пойти в бар с родным братом?
– Никак.
– Неужели хочется посидеть с Дарлой и Дианой? Понимаю… Саморазрушение… Знаешь, меня иногда просто тянет к ним. Нет, серьёзно! Я сваливаю из дома на недели, но рано или поздно чувствую, что мне дьявольски не хватает всего этого дерьма, которого в нашем доме с избытком. Я приезжаю, выслушиваю бессмысленные крики Дарлы, сексуальные бредни Дианы и понимаю, что мне это нравится. Моё настроение падает, в голове разрастается зудящий гнойник оттого, что их слова и они сами медленно меня убивают, но я получают от этого кайф! Торчу просто! Я опять же чувствую себя человеком, а не загнанной в угол бешеной собакой! Меня это угнетает, разбивает на осколки, разрывает в клочья, но, просыпаясь на следующее утро, я чувствую огромный прилив сил! Такую бодрость, что способен сожрать гранит! Потому что после смерти обязательно наступает возрождение. Моё настроение, моя душа реинкарнируют. Я становлюсь новым, свежим, как чёртов воздух после дождя…
В его словах была толика правды, но наши характеры расходились полностью, поэтому я не получал никакого кайфа, когда попадал в этот дом. Для меня он был адом. Иногда я ощущал панический страх, что после смерти я попаду в ад, ведь мой ад – это родительский дом, где дьявол – это Дарла, а её верные слуги – это Диана и Стэн.
– Ладно, чувак, – Стэн открыл дверцу машины, впуская приятную прохладу и насыщенный электричеством свежий воздух, и выкинул дымящийся окурок сигареты, - пошли уже. Долго мы там не протусуемся, обещаю тебе. Я приведу себя в порядок, пожрём и двинем в бар, о’кей?
– Я бы предпочёл угнать сейчас твою машину и вернуться домой, но, пожалуй, это лишь усугубит положение, потому что мне придется, потом чаще с тобой видеться. Так что с прагматической точки зрения, твоя идея на данный момент самая подходящая, хотя не скажу, что она мне нравится. Исчерпывающий ответ?
– Вполне. Я всегда знал, что мозги у тебя там, где надо и работают так, как надо. И кстати… Ты уже нашёл меня в таком состоянии и ничего не знаешь ни про какой спор и ни про какие долги. – Стэн выразительно на меня взглянул, как бы говоря: «Ты знаешь, о чём я, парень». Я знал. Он всегда придумывал для Дарлы разные легенды о своих проблемах, но она никогда его особенно не слушала, потому что ей хватало того, что я всегда привозил его в таком состоянии. Этакий козёл отпущения. Так что, это всего лишь традиция, которую надо соблюдать… – Замётано, Брэндон?
– Да, пожалуй.
– Замахись. Ну что ж, попёрли навстречу грозным ветра-а-а-а-м! – Последнее слово он тоненько пропел, пародируя сопливых поп-див.
Я вышел из бьюика, захлопнул дверцу и поднял лицо кверху, зажмурив глаза. Холодные струи дождя стекали на грудь, мочили волосы и доставляли мне подлинное наслаждение. Воздух с электрическим запахом после разрядов молнии и свежесть обволакивали меня, и я даже на несколько мгновений позабыл и о своей семье, и о том, что мне придётся провести весь вечер в компании Стэна, и о том, что в свою тёплую и мягкую постель я попаду только завтра… Но Стэн оборвал этот превосходный процесс, он вырвал меня из зыбких мечтаний, толкая в суровую реальность, где не на что смотреть, нечего слушать и нечем дышать.
– Брэндон, я, конечно, понимаю, что дождь – неплохой душ, – кричал Стэн, но я довольно плохо его слышал из-за шума дождя, - но я оставил дома мыло, так что пошли быстрее в дом! – Где-то недалеко густую пелену туч вспорола яркая вспышка молнии, и через несколько секунд раздался такой грохот грома, словно обрушилась какая-то исполинская гора.
– Давай быстрее, парень!
Стэн открыл калитку и засеменил по узенькой тропинке к дому, тщетно пытаясь прикрыть голову здоровой рукой. Я простоял ещё несколько секунд, а когда ощутил ползающий по телу липкий холод, последовал примеру брата.
Мы забежали на небольшую крытую веранду и закрыли за собой дверь. Стэн разулся, подошёл к раковине, что находилась в правом углу веранды и умылся, а я сел за небольшой столик посередине, на котором стоял довольно старенький и потрёпанный чайник и вазочки с конфетами и печеньями. Когда я был маленький, мы часто завтракали летом за этим столом, но если счастливые семьи обычно что-то оживлённо обсуждали за завтраком, то за нашим столом царила гробовая тишина, нарушаемая лишь противным чавканьем Дарлы. Отец иногда завтракал на улице, усевшись в теньке на табуретке, а иногда удалялся в прохладную комнату к телевизору, по которому смотрел новости и критиковал действия политиков.
На меня нахлынули воспоминания, связанные с моей жизнью в этом доме, но они были не ностальгическими, поэтому мне стало дурно и как бы тесно. Я почувствовал себя совсем маленьким и слабеньким, как лилипут, и понял, что процесс уничтожения начался. Осталось только дождаться Дарлы и Дианы, которые в считанные секунды превратят меня в выпотрошенное чучело и оставят на огороде пугать ворон.
– О-о-о, да ты побледнел, братишка! Не стошнит ли тебя? Блевать выбегай на улицу, я за этим столом ем. – Стэн опять смеялся. Я хотел заплакать, но сдержал себя, чтобы не дать этому ублюдку лишнего повода для насмешек. Он вытерся грязным белым полотенцем и сел напротив меня, после чего взял из вазочки печенье и засунул в рот.
– Интересно, как скоро выскочит Дарла и начнёт верещать? – задал риторический вопрос Стэн. – Ставлю сотню, что не пройдёт и пяти минут.
– Ставлю пятихатку, что прямо сейчас… – обречённым тоном произнёс я, потому что услышал в доме торопливые шаги и недовольные голоса. Наверное, Дарла увидела нас из окна, обратив внимание на шум мотора бьюика, или услышала знакомые голоса на веранде. Это не имело значения, так как, в любом случае, шаги приближались, и именно в тот момент, я в полной мере осознал неотвратимость встречи.
– Чёрт!.. Я как-нибудь позже верну тебе бабло, чувак!
– Расслабься… это не имеет значения…
Я – верещащее отчаяние внутри сырого ящика для трупов. Я – обрушенная скала под напором враждебных ветров. Я – разбитое лицо, где осколки зубов порвали щёки и губы, а глаза заплыли чёрными синяками. Я всегда считал, что боюсь лишь смерти, и того, что кто-либо может вмешаться в мою личную жизнь… Оказывается, это был всего лишь долбаный самообман. Я сидел за столом и трясся, как промокший пёс, но не от холода… Я боялся неумолимого приближения Дарлы. Как много людей боятся своих матерей? Как много из них счастливых?..
– Твою мать! Такое чувство, что ты на тот свет собрался!
– Сейчас я был бы не против там погостить…
– Расслабься, ведь это твоя мать.
– Именно поэтому я и не могу расслабиться, Стэн. Не надо мне напоминать, что я нахожусь в лоне своей семьи, от этого мне ещё хуже.
– Ладно, о’кей. А вот и она!
Это была низкая женщина в теле с растрёпанными седыми волосами. Её лицо испещряли глубокие морщины и мимические складки. Блёклые маленькие глазки наполняла свирепая ярость и необузданное безумие, как у взбесившегося животного. Одета она была в голубой халат, покрытый пятнами от соусов, супа и ещё чего-то. Через несколько секунд после её появления до меня долетело её дыхание, разящее диким перегаром. В руке она держала прозрачную бутылку без этикетки, наполовину наполненную какой-то жидкостью, подозрительно похожей на виски. Она слегка покачивалась, держась за косяк двери, и что-то бормотала, словно разговаривала с кем-то невидимым… Дарла была как всегда не в настроении и пьяна. Именно в таком состоянии она провела практически всю свою жизнь. Именно такой родная мать отпечаталась в моей памяти.
Знаете, есть люди, которые живут в иллюзорном, искусственном мире, где всё так, как они себе придумали и установили, а есть люди, которые постоянно гонятся за правдой и живут лишь по её правилам. Люди обоих типов частенько насмехаются друг над другом, потому что они абсолютные противоположности и, в этом случае, не могут сойтись. Так вот, я принадлежал ко второму типу людей, когда вся моя семейка принадлежала к первому типу. Вечная война и никаких перемирий. Меня это всегда раздражало, но в тот момент я отдал бы всё на свете, лишь бы погрузиться в какой-нибудь иллюзорный мир, выращенный в моём мозгу.
– Привет, Дарла! – махнул рукой Стэн и подмигнул мне. «Ну, что ж, удачи тебе, парень!»– вот, что это значило. Он делал так каждый раз, когда я привозил его домой после передряг. Это пошло ещё с детства, когда мы с ним попадались на воровстве лишних конфет.
– О, Господи!.. Сукино отродье! Что ты… - Она икнула, а после пригубила виски. – Какого хрена ты опять натворил?.. Посмотри на своего брата, урод бессовестный! Куда ты опять его втянул?! – Мне всегда становилось смешно, когда этот человек говорил о совести, потому что она сама давно её похоронила. Или пропила. Или продала для того, чтобы пропить. Какая к чёрту разница?!
Мысленно я закрыл глаза и уши, а потом начал повторять «тихо… тихо… тихо…». Я – непоколебимое спокойствие и выдержка самурая. Я – тихий морской бриз, воплощение умиротворённости. Как ни странно, но это начало помогать. Дарла надрывалась, что-то крича, прерываясь на то, чтобы глотнуть виски, но я её толком не слышал, потому что смог полностью сконцентрироваться на мнимой тишине. Её слова доносились до меня слабым приглушённым эхом, а крик разбивался о мой мысленный барьер, поэтому впервые за этот день я начал чувствовать удовольствие. Раньше это у меня никогда не получалось, но, видимо, постоянная практика дала о себе знать.
Стэн тихо смеялся, глядя на неистовство Дарлы, как на комедийную постановку в театре. Знаете, но тогда он даже не раздражал меня. Возможно, мои негативные чувства были гораздо сильнее к ней, чем к Стэну, а возможно, у меня просто хорошо получалось отстраняться от настоящего мира, что приносило мне в тот момент неописуемое удовольствие… а возможно, повлияло всё вкупе.
– Ты, наверное, будешь доволен, засранец, когда он сдохнет по твоей вине или загремит в тюрьму?! А?! Что ты молчишь?! Скажи, Стэн, куда это сукино отродье тебя опять затащило?
– Слушай, Дарла, всё о’кей. Брэндон здесь не причём и, вообще, короче нам пора.
– Куда это ты собрался с ним?! Нетушки!.. Видите ли, получил наследишко и свалил в свой сраный городишко… Тогда за каким чёртом ты сюда притащился?! Проваливай отсюда на хер!
– Перестань, Дарла. Он скоро уедет.
Как ни странно, но я действительно был благодарен Стэну, хотя этого и не сказал, так как не хотел идти в разрез со своими принципами. Я предпочёл молчать на все нападки со стороны Дарлы, потому что, если бы я начал ей что-либо отвечать, скандал затянулся бы надолго, а я терпеть не могу крики. У меня от них начинает болеть голова. А ведь есть люди, которые любят скандалы. Тем более, ничем зацепить меня она бы не смогла, потому что её мнение и её слова для меня ничего не значили. Пустое место. Даже меньше, чем пустое место.
– Вот скажи мне, Брэндон, за каким чёртом ты всё время сюда приезжаешь, если сам добровольно отсюда…
– Где Диана? – перебил её Стэн, и она от возмущения покраснела, как рак. Однако кричать на Стэна она не стала, так как я лучше подходил для этого.
– На работе, – недовольно понизив тон, ответила Дарла, – будет поздно вечером.
– А Кристина?
– У какой-то наглой подруги, которая осмеливается каждый день совать свой нос в мой дом! – Она скорчила недовольную гримасу и отпила виски, после чего вытерла губы грязным халатом и перевела свой взгляд на меня. Её маленькие, наполненные острой, как игла неприязнью, стремилась поразить меня, проткнуть, сломать, но я с достоинством выдерживал её напор, что раздражало её ещё сильнее обычного, однако она признавала, что наша битва в очередной раз как бы вылилась в ничью. Дарла не смягчилась, не сменила гнев на милость и не стала разговаривать со мной мягче прежнего, а просто стала стараться игнорировать моё присутствие, чего я в принципе и добивался.
– Ладно, чёрт с тобой… – Она махнула на меня рукой, и безумное облегчение сжало меня в своих объятиях так, что я едва не задохнулся. Радость начала меня пьянить, но я всеми силами пытался сохранить трезвость рассудка, чтобы не упасть в грязь лицом. Уж очень не хотелось мне проявлять слабость перед своей семьёй.
– Только учти, что в этом доме живут по моим правилам. Ты не у себя дома! И не вздумай чувствовать себя, как дома, тогда я уж закрою глаза на то, что ты здесь торчишь. Усёк?
– Да – сдержанно ответил я, подавляя насмешливую улыбку. Боже, я так ненавидел Дарлу, что любое её поражение (а то, что она не выгнала меня, а смирилась с тем, что мне придётся остаться, всё-таки какое-никакое, а поражение с её стороны) воодушевляло меня и поднимало настроение. Эта отрицательная черта моего характера, но я и не говорил, что я идеальный. Всё-таки какая-то доля воспитания оставила о себе память.
Стэн прекрасно понимал, что я радуюсь, и, безучастно наблюдая за нашими прениями, тихо посмеивался. Иногда он восхищался моей выдержкой, а я иногда восхищался его чувством свободы, которое не могли отнять ни семья, ни тухлый серый город, в котором он проводил большее количество времени, ни пустые картонные люди, наводняющие улицы этого города.
– Слушай, Дарла, а у нас есть что-нибудь похавать? Я голодный, как собака.
– Есть.
– И что же?
– Что есть, то и будешь жрать! – буркнула она и ушла обратно в дом, кряхтя, как сварливая старуха (в принципе так оно и было) и ругаясь.
Я – первый вздох свободы и гуляющий буйный ветер, потому что я смог сдержать хоть и непродолжительный, но мощный натиск Дарлы. Она умела расшатывать нервы. Я начал перерождаться, и это было превосходно.
– А ты уделал её, чувак! – воскликнул Стэн, заливаясь тихим смехом. – Правда, мне не понравился способ… Что это? Закрепощение?
– Что-то типа того, психолог.
– Дерьмо всё это, парень! Такое чувство, что ты и не человек вовсе, а ходячий мертвец, научившийся что-то бубнить. Мне нравится концентрироваться на гневе, раздражении, разложении, боли и самоуничтожении. Чёрт, это божественно! Вся хрень, которая происходит с тобой, разрывает тебя на части, ты постепенно дохнешь, как голодная крыса, но потом наступает такое блаженство, по сравнению с которым оргазм – это детские шалости. Вот это по-человечески.
– Эта тема для философского и психологического трактата, но у нас с тобой разные способы борьбы с Дарлой, Стэн.
– Надо написать книгу «Способы борьбы с чокнутой мамашей»! Как считаешь? – Стэн любил смеяться, даже тогда, когда не мог двигаться и сам смех вызывал у него адскую боль. Он и сейчас смеялся, не торопясь продезинфицировать раны или хотя бы подвесить сломанную руку. Не знаю что это: аномальный оптимизм, мазохизм или расстройство разума, но меня это всегда немного пугало.
– Ну, займись хоть чем-нибудь полезным. Может, книга станет бестселлером?.. А вообще, тебе не мешало бы немного привести себя в порядок.
– О, да! Я уже предвкушаю, как тёплые струи воды обжигают мои раны, и они чертовски щипят!
– Обратись к психиатру… Хотя не думаю, что тебе это поможет.
– Считаешь меня психом? – Его вопрос прозвучал риторически, оттого, что и он и я знали на него ответ. Он задал его лишь потому, что того требовали элементарные правила беседы.
– Да, – сказал я.
– Если психи те, кто пытаются быть настоящими людьми, то да, я псих.
Тот день только начинался, а уже предвещал жуткую бурю. Я это чувствовал всем своим существом, но не находил никаких рациональных объяснений этому и не знал к чему мне стоит готовиться.
Стэн пошёл в ванную, а я съел одну шоколадную конфету с коньяком (у которой, однозначно, давно истёк срок годности), от которых морщилась маленькая Кристина, и пошёл в дом.
(продолжение следует)